Читаем Мир Налы полностью

Нала, увидев Дэвида и Линду, обрадовалась не меньше моего. Особенно Нала ластилась к Линде. Она прикипела к ней еще с прошлой нашей встречи. Не успели тем вечером разбить лагерь, как Нала и Линда затеяли игрища.

Прикинув расстояние до Баку, я отметил про себя, что не так уж плохо и справляюсь. Если буду продолжать в том же духе, то время останется и Баку посмотреть, и Дэвида с Линдой поближе узнать. Тем более что чай с пирогами нам предлагали на каждом углу.


Перед тем как расстаться, мы остановились в придорожном кафе. Не самое чистое место, скажу я вам, но есть хотелось страшно. Я заказал омлет, и вскоре мне принесли серую водянистую массу подозрительного вида. С той мыслью, что омлет испортить невозможно, я уплел его за обе щеки, закусил хлебом, запил неизменным чаем. Подкрепившись, мы двинулись в путь.

Наступило время прощаться. Когда мы прощались и обнимались, меня уже жутко мутило. Как же я ошибался, думая, что омлет испортить невозможно! Омлет был главным в списке моих подозреваемых. Как же я не прислушался к внутреннему голосу?

Наверное, я позеленел, потому что Дэвид и Линда тут же насторожились. Они наперебой спрашивали меня, как я себя чувствую, и предлагали остаться.

Чтобы лишний раз не волновать своих новых друзей, усилием воли я включил режим «терминатор» и заверил их, что со мной все в порядке. В душе же я знал – ничего хорошего меня не ждет.

Это самое «ничего хорошего» обрушилось незамедлительно: через три километра мне стало дурно. Да так, что о дальнейшем путешествии не могло быть и речи. Голова кружилась, ноги налились свинцом, а пот катился градом. Я попытался было ехать, но вскоре снова остановился. Как назло, кругом ни души, только поросшие травой холмы. Попытки перебороть организм и ехать вперед каждый раз оканчивались неудачей. Я останавливался, жадно пил воду и мечтал, чтобы меня уже вырвало.

От Налы не укрылось бедственное положение моих дел. Она с тревогой выглядывала из переноски, наблюдая, как я, согнувшись в три погибели над ручьем или канавой, мучительно пытаюсь освободить желудок. Я так ослаб, что едва крутил педали. Пару раз чуть не свалился с велосипеда.

«Неужели так все и закончится? – думал я, представляя заголовки газет. – Дин Николсон, начинающий филантроп, найден мертвым в азербайджанской канаве…»

Не раз по дороге мне попадались пустынные участки страны, но теперь, кажется, я ехал по какой-то зоне отчуждения. Будто все и вся кругом вымерло. Я заглянул в навигатор: ближайшая гостиница в шестидесяти с лишним километрах. Это меня просто убило. Как дальше двигаться, я понятия не имел. Чудом преодолев еще несколько километров, я свалился на пол какого-то заброшенного здания.

Слава богу, Нала не отходила от меня ни на шаг, даже несмотря на то, что поводок позволял ей убегать на двадцать метров. Кроме меня, Налу ничего не интересовало. Она с тихим урчанием легла у моей головы и время от времени лизала мне лоб.

Проспав около часа, я разлепил глаза, кое-как собрался с силами и залез на велосипед. Наверное, то были самые трудные шестьдесят километров в моей жизни! Заселившись наконец-то в гостиницу, я с ходу, даже не снимая кроксы, залез в душ. Я пребывал в полнейшем раздрае. Так плохо я себя давненько не чувствовал!

Я выбрался из душа и рухнул на кровать. И тут началась свистопляска: комната поплыла, бешено завращалась, сознание помутилось, а тело бросило в жар. Мне казалось, что ночь будет длиться вечно, – чуть богу душу в бреду не отдал! Кого я только не видел! И белого щенка, выброшенного на обочину. И Налу, в отчаянии пытавшуюся угнаться за моим велосипедом. И родителей в Данбаре. И бесконечную трассу, где огромные фуры так и норовили отправить меня на тот свет. И тот мост в Мостаре, откуда я прыгнул и полетел в бесконечность.

Временами было ну очень страшно. Просыпаясь в холодном поту, я видел уткнувшуюся в меня носом Налу, и мне становилось легче. Она тихонько мурчала, словно баюкая меня. В ту ночь Нала была моим маяком, на свет которого я раз за разом выплывал из очередного кошмара. Если на Санторини эмпатия Налы мне казалась приятной выдумкой, то теперь не было никаких сомнений в том, что она мой маленький пушистый ангел-хранитель. Я не знал, как и благодарить ее!

Казалось, этой ночи не будет ни конца ни края. Я то и дело подскакивал с кровати и засовывал голову под душ: приятного мало, но помогает! К утру стало чуть лучше. Я немного попил и даже пару раз откусил от куска хлеба. Определенно я шел на поправку.

Поведение Налы служило тому доказательством. Она уже не ластилась, а прыгала по комнате, намекая, что пора бы уже и в прятки поиграть.

– Не сейчас, – сказал я, накладывая ей завтрак. – Нам пора в путь.

К полудню мы кое-как выползли на дорогу и отправились в Баку. Ноги не слушались, дыхание перехватывало, но тем не менее я продвигался вперед. «Самая кошмарная ночка за все путешествие!» – подумал я и мысленно поблагодарил судьбу, что все еще могу крутить педали.


Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное