В 1303 г. во Франции против Бонифация было начато судебное разбирательство, которое продолжалось в течение десяти лет уже после смерти обвиняемого. Папе было предъявлено обвинение в ереси. Среди обвинителей были французские прелаты и королевские юристы, всегда готовые принять нужное для короля решение, и кардиналы из семейства Колонна, настроенные непримиримо к Бонифацию. Те «свидетельства», которые они представили, теперь уже не вызывают интереса. Что действительно важно, так это историческая ситуация, при которой стало возможно подобное расследование. Бонифаций, который считал себя трезвомыслящим человеком, совершенно не заметил произошедших изменений в религиозной и политической жизни Европы со времен понтификата Иннокентия IIL На западе уже начинали складываться новые государства Франция и Англия, которые нисколько не были расположены передавать Риму контроль над «своими» церквями. Люди, обратившие свои взоры в сторону Рима, почувствовали себя обманутыми и разочарованными. Они равнодушно воспринимали беды Рима, при виде их ими овладевали самые разные чувства – от открытого злорадства до гнева и возмущения. Церковь не успевала реагировать на происходившие события и постоянно оказывалась в состоянии конфронтации со вновь образованными государствами Запада. Церковь позднего Средневековья превратилась в косный административный институт; она смотрела на мирян, словно на своих крепостных, а иногда низводила их до уровня рабов, «говорящих орудий», которые были обязаны беспрекословно ей подчиняться (об этом говорил еще Аристотель, давая определение рабу).
Понтификат Бонифация стал поворотным пунктом в истории средневековой церкви. Сложно увидеть в нем черты величия, внутренней силы и смелости. Но они становятся явными, если только мы признаем, что многое в политике Бонифация уже имело место во время понтификата папы, деяния которого являются самыми великими в истории средневекового папства, а сам он считается величайшим папой своей эпохи. Это – Иннокентий III.
Иннокентий, признавая, что папа по своему достоинству стоял ниже Бога, тем не менее утверждал, что по своему положению он выше любого человека. Бог говорил и действовал через папу, из этого следовало: закон, принятый папой, дан свыше, Божьей милостью. Папа мог толковать Божью волю. На языке политики это означало, что Иннокентий видел себя императором, стоявшим выше всех королей и императора Священной империи. В делах церкви все епископы подчинялись только папе, через своих легатов он управлял церквями в странах Европы.
Многие из славных побед Иннокентия, при более внимательном рассмотрении, были временным, часто случайным, триумфом. Многие его инициативы оказались катастрофичны для церкви и христианства; их результаты проявились спустя столетия. Например, намерением папы было стать главой лиги христианских государств. Действительно, некоторые слабые правители заполучили корону только благодаря ему, и потому они заявили о себе, как о вассалах папы. Правители Португалии, Арагона, Польши, Венгрии, Сербии, Хорватии были многим обязаны ему в этом отношении. Вмешательство Иннокентия в английские дела показывает, что он сильно переоценивал свои возможности. Несмотря на то что он смог принудить короля Иоанна Безземельного признать, что Англия является папским фьефом, его неприятие Великой хартии вольностей было открыто проигнорировано. Его вмешательство в дела Германии вызвало к нему непримиримую враждебность, которая отразилась в политических песнях Вальтера фон дер Фогель-вейде.
Четвертый крестовый поход, бывший инициативой папы, закончился полным поражением. Разграбление Константинополя и завоевание Византийской империи вызвало непреходящую ненависть ромеев и их Православной церкви. Не менее трагическими были для Западной Европы последствия крестового похода против альбигойцев и последовавшее за ним уничтожение культуры Прованса. Правда, Четвертый Латеранский собор 1215 г. принес краткий триумф. Но одновременно Иннокентий был вынужден признать на соборе существовавшую в церкви симонию, продажность епископата, неграмотность духовенства и неверие мирян.
Следует заметить, что теологи, такие как Годфри из Фонтейна и Августин Триумфус из Анконы (оба умерли в начале XIV в.), продолжали обсуждать вопрос, кто более способен управлять церковью – юрист или теолог. В итоге они высказались в пользу последнего. Однако в XIII–XIV вв. папы предпочитали видеть во главе церкви юриста, и в итоге она, как общественный институт, по меткому выражению Г. Хеймпеля, большого специалиста по истории позднего Средневековья, оказалась в состоянии «канонического окаменения». Было признано всеми, что управление церковью следует поручить юристам, предпочтительно специалистам по каноническому и римскому праву.