Мир Средневековья. Рождение Европы: эпоха великих завоеваний и выдающихся свершений

Неудача, постигшая крестоносное движение, его отказ от своей основной цели вызвали бурную реакцию всей Западной Европы; Англию, Францию, Германию и Италию буквально захлестнула волна негодования и возмущения. В Германии неудача Второго крестового похода уже вызвала резкую критику. Во Франции негодование достигло высшей точки после катастрофического поражения крестового похода Людовика IX Святого, духовные вожди которого, защитники истинной веры, и цвет французского рыцарства покрыли себя несмываемым позором. Мать короля Бланка Кастильская, женщина столь же умная, сколь и осторожная, напрасно пыталась уговорить своего сына отказаться от крестового похода, утверждая, что в самой Франции есть более важные дела. Будучи регентом Франции на время отсутствия Людовика, Бланка запретила своим подданным, под угрозой конфискации их земельных владений, присоединяться к крестовому походу папы Иннокентия IV против Конрада Гогенштауфена. Сам Людовик Святой с возмущением отказался выступить против Фридриха II. В это время стала обычной открытая критика крестовых походов папства. В Германии кафедральный капитул в Пассау даже призвал к «походу» против папского легата, который прибыл с целью вербовки новых воинов.

Во Франции родилась идея необычного крестового похода, которая завладела умами горожан и простонародья и который отчасти поддерживала сама королева. Некий Иаков, «учитель из Венгрии», как его называли, призвал пастухов отправиться с ним в Святую землю. Эти крестовые походы «пастушков» имели явно антиклерикальный характер, и его участники были настроены враждебно по отношению к рыцарям, монахам и священникам. Поэты Южной Франции описывали этих «крестоносцев» как безумцев и глупцов. Трубадур Гийом Фигейра обличал Рим в том, что тот нанес меньший урон сарацинам, чем грекам и латинянам, ставших жертвами массовых убийств. Даже после того, как было покончено с альбигойцами, народ в Южной Франции все еще чутко откликался на замечания подобного рода. Катары и некоторые другие небольшие нонконформистские религиозные движения проповедовали религиозный пацифизм, который заставлял вспомнить отцов восточной церкви. Все было очень просто: христианину запрещалось участвовать в любых войнах. «Левое крыло» народного религиозного движения XII–XIII вв. придерживалось идеи религиозного пацифизма, которая была подхвачена «духовными» францисканцами. Она вновь появилась в тесном кругу сторонников философа-схоласта Джона Уиклифа; затем единое движение разделилось на ряд небольших направлений, которые привели к пацифизму баптистов и квакеров.

Вспомним, что средневековый канонист Бартоломеи учил, что крестовый поход является плодом разумного решения. Он был голосом папского разума, когда Римская курия была на пике своего могущества. Другой голос, голос разума горожанина, слышится в воображаемом споре между рыцарем-домосед ом и крестоносцем. Таким представил его себе автор этого произведения французский трувер и величайший поэт Рютбёф.

«Должен ли я оставить свою жену и детей, все мое состояние и все, что мне осталось в наследство, и отправиться завоевывать чужую землю, что не даст мне ничего взамен? Я могу поклоняться Богу с таким же успехом в Париже, как и в Иерусалиме. Нет надобности плыть за море, чтобы попасть в рай. Те богатые сеньоры и прелаты, что присвоили себе все богатства на земле, может, и имеют потребность отправиться в крестовый поход. Но я живу в мире со своими соседями, и они меня не беспокоят, так что я не имею никакого желания просто взять да и отправиться на войну на другом конце света. Если тебе по нраву героические подвиги, ты можешь отправиться один и покрыть себя славой. Передай султану от меня лично, что, если он пожелает напасть на меня, я прекрасно знаю, как мне защититься от него. Но до тех пор, пока он оставляет меня в покое, мне лучше выбросить всякую мысль о нем из головы. Всем вам, большим и малым, отправляющимся в паломничество в Землю обетованную, суждено стать там поистине святыми. Так почему же так получается, что те, кто возвращается назад, ничем не отличаются от разбойников? Если бы требовалось всего лишь пересечь неширокий морской поток, я охотно бы перепрыгнул через него, да и мог бы просто перейти вброд. Но воды, разделяющие нас и Акру, широки и глубоки. Бог – везде. Для тебя Он может быть только в Иерусалиме, но для меня Он также и здесь во Франции».