Необратимые перемены в народном религиозном чувстве имели в основе две важные причины. Во-первых, люди потеряли прямой доступ к Христу; прямой контакт с Ним стал первой и основной привилегией монашества и, во вторую очередь, приходского духовенства, через которое Господь являл себя в таинствах, прежде всего таинстве евхаристии. Священники ежедневно предстояли Христу Царю, великому Властителю Царства Небесного. Во-вторых, наложенное Римско-католической церковью вето на перевод Евангелий и других религиозных текстов на национальные языки было наиболее эффективным средством держать народ на расстоянии вытянутой руки. Греческая православная церковь, которая изначально была миссионерской церковью, придерживалась противоположного мнения и, что делает ей честь, осуществила многочисленные переводы Библии на народные языки: коптский, сирийский, древний латинский, геэз, грузинский, армянский, готский и древнеславянский. Византийские миссионеры уже в VI в. проповедовали среди гуннов на их языке. Римско-католическая церковь вплоть до дня сегодняшнего всегда ревниво сохраняла главенствующую роль латинского языка, как языка священного в противоположность всем остальным. Цена, уплаченная за это, была велика. Не существовало «авторизованного» христианского перевода Библии, который могли бы прочитать берберы, кельты или германские племена. Задача перевода Библии на национальные языки не представила бы трудности для церковных интеллектуалов в Африке, для церкви Тертуллиана и Августина. Но этого сделано не было, и Северная Африка отпала в ислам. Начиная с XII в. латинская церковь начала терять прихожан и целые народы, уходившие в религиозные движения, которые переводили для своих нужд Библию и другую религиозную литературу на свои родные языки. В позднем Средневековье произошло сначала отступничество Англии и Богемии, а немного позднее – Германии.
Движение катаров, которое было наиболее мощным движением в XII–XIII вв., направленным против Римско-католической церкви, унаследовало от Православной церкви и от манихейцев практику проведения евангелизации на национальных языках. Манихейцы были наиболее плодовитыми переводчиками, количество сделанных ими переводов превзошло по объему греческие. В XII в. они продолжили свои труды на Западе; до этого они занимались переводами на азиатские языки, включая китайский.
В XI в., когда народные религиозные движения только зарождались, обвинения в ереси предъявлялись сначала лишь отдельным крестьянам и людям «невежественным», а также некоторым клирикам и дворянам. Например, около 1000 г. возникло дело крестьянина Лётара из Шампани. Возвратившись однажды с полевых работ (возможно, как у Жанны д’Арк, ему было видение), он прогнал из дома жену, разбил на мелкие осколки распятие в церкви, отказался платить десятину и заявил, что он ставит ни во что пророков Ветхого Завета. В 1019 г. в Орлеане объявились еретики с юга Франции, которые сумели привлечь на свою сторону часть дворянства и образованных клириков из окружения французского короля Роберта II Благочестивого (996—1031), который поддержал церковную реформу. Разоблаченные в ереси, они радостно встретили свою смерть 28 декабря 1022 г.; это была первая казнь через сожжение на костре на Западе. Они были уверены, что весь народ Франции, включая короля, вскоре примет их учение.
Около 1028 г. группа крестьян, клириков и дворян, исповедовавших еретические взгляды, укрепились в замке Монфор, расположенном между Турином и Генуей. В этих людях было что-то от спокойной уверенности, присущей францисканцам. Они учили, что Бог Отец – творец всего сущего, что Христос не был Богом, далеким от людей и грозным, но душой человечества, который пребывал в Божьей любви, и что истинное знание и понимание Священного Писания явлено в Святом Духе. Когда им предлагали выбор между крестом и сожжением на костре, они, не колеблясь, выбирали последнее. В церковных хрониках этой эпохи, чьим свидетельствам вполне можно доверять, часто говорилось о радостной готовности еретиков, с какой они шли на казнь. Подобное чувство могло быть только плодом внутренней свободы, когда освобождались из-под гнета глубинные пласты души в результате лично пережитого нового опыта веры. Пьянящее ощущение радости и свободы, характерное для первых францисканцев и иезуитов, имеет в основе тот же опыт.