Обе они прошли на второй этаж. Зимой отапливался не весь дом, поэтому многие комнаты они не посетили из-за холода.
– Это ж на севере зима длится почти полгода, поэтому и дома ж там другие, и отопление другое, – сказала Элпида. – Хоть я там и не жила, но мне матушка сказывала. А на юге пару холодных месяцев можно пережить и без некоторых комнат.
Над кухней и комнатами прислуги располагались все тёплые комнаты второго этажа: две личные смежные Георга Меркурия, где он ночевал с сыном, потом Неды и её сына (в отсутствие хозяина малыш Георг спал у экономки, чтобы не оставаться одному) и новая комната, которую специально приготовили к приезду Ингрид. Все четыре комнаты имели общую кирпичную часть – огромный дымоход, проходивший через всю высоту помещения и занимавший четверть стены.
Личная комната Ингрид, как ей показалось, была просто огромной. Среди стены – огромное окно, начиналось оно почти от пола и уходило аркой ввысь потолка. Старая дубовая кровать, шкаф и комод из одного ансамбля; письменный стол с конторкой в другой части комнаты, там же и книжный шкаф-витрина, перед камином – мягкое кресло. Такой роскоши девочка не ожидала. Но Элпида почему-то начала извиняться, что комната недостаточно хороша, мебель уж стара и подготовлена неподобающе к приезду подопечной хозяина. Ингрид быстро пресекла извинения, сказав в ответ, что то место, откуда она родом, гораздо страшнее.
– Мы приготовили для вас пару домашних платьев и нашли всего одну нижнюю рубаху по размеру, – сказала Элпида, когда Ингрид раскрыла шкаф, чтобы повесить в него дорожное утеплённое платье.
Ингрид переоделась к ужину и пошла вниз. Она растерялась, не зная, в какой части дома находится «простой зал». Элпиду спросить не успела: та ушла раньше, чтобы помочь накрывать на стол. Ингрид отправилась на поиски самостоятельно и нашла этот небольшой зал на первом этаже рядом с кухней. За круглым столом сидели и хозяева, и прислуга. На лучшем месте, конечно, сидел Георг Меркурий, слева от него сидел сын, затем Неда и её сын, далее – горничные, садовник со своим помощником, конюх и кухарка, Ингрид сидела справа от опекуна, и на ней же замыкался круг. Девочка пока молчала, поскольку всё равно не чувствовала себя как дома. Георг-младший бесцеремонно переключал на себя внимание отца, но Триаскеле мягко осаждал его каждый раз. Иоганн тоже хотел внимания хозяина, поэтому цеплялся за руку матери, как бы спрашивая, можно ли ему говорить. Горничные и прочие служащие при доме, судя по всему, уже поужинали до приезда хозяина, потому что, обслужив сидящих за столом, брали только закуски, скорее ради компании, а не из-за голода. Такие трапезы, видимо, были в порядке вещей, никто не выглядел ни смущённым, ни подавленным, все вели себя свободно и вежливо.
На ужин подали то, что Ингрид любила особенно. Рис, неизвестно как приготовленный, но очень вкусный, какую-то ароматную копчёную рыбу, овощи в пряностях, запечённые на углях с хрустящей корочкой и крупинками соли, гренки и сырную тарелку, соления и оливки. На столе стоял букет из разных душистых трав (его самолично принёс садовник и поставил его в середине стола в в красивую низкую стеклянную вазу). Ингрид была невероятно голодна и чуть не оставила за бортом приличия, балуя себя яствами. От букета трав все по очереди отламывали листики и добавляли их в еду по вкусу. Ингрид, хотя и провела в Междумирье уже почти три месяца, некоторые традиции воспринимала с трудом. Она так сверлила глазами букет, что садовник не выдержал:
– Юная госпожа любит травы? – спросил он.
Садовник был уже стар, белоснежен волосами и короткой бородой, его звали Елеандр.
– Я просто половину трав не знаю. Вижу укроп, петрушку, сельдерей… А остальное?
За столом хихикнули. Здесь в травах разбирались отлично и стар и млад, свежую зелень ели много и часто. Садовник улыбнулся, его глубокие морщины вокруг глаз преобразили лицо.
– Фиолетовый – базилик, это вот веточки тимьяна, он же чабрец, розмарин обычно не едят так просто, он жёсткий, его можно в чай положить зато. Это – кориандр, не все любят, душистый слишком. Эстрагон такой же, яркий вкус. Лимонное сорго – это тоже лучше в чай.
Ингрид отщипнула от каждого кустика по листку и, пытаясь сохранить лицо, не морщась, пробовала каждую траву. «Господи, как они это едят? – подумала Ингрид, прожёвывая лист эстрагона, – Это тархун же… Чем бы заесть… Фу… Кориандр ещё хуже… Петрушку сразу нет, о, базилик! Ой нет, туда же… Дайте мне укропа, что ли…» Ингрид взяла пучок лука и смачно зажевала его поверх всех трав. Лук надёжно перебил все остальные послевкусия, но девочка уже почти плакала от обилия эфирных паров во рту, в носу свербило.
Сотрапезники честно пытались не смеяться, чтобы не смутить Ингрид, но это получалось с трудом.
– Сразу видно, что вы с севера, юная госпожа, – по-доброму улыбался садовник.
Девочка вопросительно посмотрела на опекуна, поскольку не знала, как реагировать.
– Ингрид с земли, – сказал Георг Меркурий.
За столом оживлённо угукнули.