Мир, в котором меня ждут. Ингрид

– Нет, как обычно. У меня же нет копии. Хотя одно перемещение туда и обратно требуют дополнительных сил, примерно как один обед. Вы ведь ещё тратите много сил, потому что физические нагрузки в Междумирье намного больше, чем на земле.

– На земле мне тяжелее.

– Судя по вашим рассказам, там немногие могут выжить здоровыми.

– Я не понимаю, почему мои одноклассники на земле так обходятся со мной. Я им ничего не сделала плохого и во всём стараюсь быть хорошей, надёжной, вежливой, открытой…

– Ингрид, дело в том, что ваши хорошесть, вежливость, открытость на земле не оценят. О них вспоминают только тогда, когда кому-то их не дали. Вы готовы давать это, и это всем известно. Поэтому, как только у вас не хватит открытости на всех, вас сразу обвинят во всех грехах.

– Всё так. Я могу девяносто девять раз сделать всё правильно и один раз ошибиться, и та же Ленка мне будет припоминать эту ошибку до скончания века.

Ингрид помолчала и спросила:

– Георг Меркурий, а как вы выживаете на земле, когда приходите туда?

– Ингрид, во-первых, я работаю под прикрытием, и там я как бы приезжий. Во-вторых, мне есть куда возвращаться. Даже если меня обидят, я могу пойти к себе домой, где меня любят.

Ингрид помрачнела, его слова кололи ей сердце. Она перевела разговор на другую ветвь:

– Неужели они сами не понимают, что делают очень плохо?

– Ваши земные одноклассники? Кто-то, наверняка, понимает, но многие не доросли.

– Меня даже Уранос Пифагор не любит.

– На его нелюбовь вообще не стоит обращать внимание. Ему сложно угодить. Но обсуждать профессоров и преподавателей я не намерен.

Время обеда подошло к концу, надо было продолжать путешествие. Георг Меркурий встал на полозья позади саней, Ингрид села внутрь, и они отправились дальше. Скоро поменялись местами. Получаса ката за санями хватало для того, чтобы согреться и даже запыхаться. Оставшееся время пути Георг Меркурий рассказывал ей о своём поместье.

– Я живу на территории Триаскеле. Как вы знаете, южная половина разделена на двадцать две области. Все члены нашей фамилии живут на этой земле и подчиняются главе семьи. Глава сейчас – мой старший брат Деметрос Аркелай. Я самый младший ребёнок в семье, моего отца уже нет в живых, а мать после его смерти ушла в монастырь. Все мужчины каждого рода являются воинами, независимо от того, в каком ордене Академии они учились.

– Да, это вы рассказывали, я помню. Расскажите о своём сыне.

– Как помните, его зовут Георг, его молочного брата – Иоганн. Его кормилицу зовут Неда, сейчас она экономка в моём поместье. Иоганна я ращу как своего подопечного и надеюсь дать ему хорошее образование. Прислуги у меня в доме немного: кроме Неды есть кухарка, садовник, две горничные, конюх.

– Извините, это считается «немного»? – Ингрид выкатила глаза на лоб.

Она вспомнила грозные слова мамы, сказанные ещё в детстве, что порядочные люди себе слуг не заводят и всё дома делают сами.

– Для Междумирья моё поместье более чем скромное. Я не даю балов, не принимаю высоких гостей, у меня нет восьми дочерей на выданье. Я старый солдат…

– …и я не знаю слов любви, – нарочито хриплым голосом продолжила фразу Ингрид.

– Именно так, – с улыбкой сказал Георг Меркурий. – Мне всего лишь надо вырастить сыновей, родного и опекаемого, и я не хочу причинить им вреда роскошью и вседозволенностью. Моему сыну достаточно того, что мы видимся редко. Это и так очень плохо для него, Неда часто пишет мне, что он из-за этого болеет. Я приезжаю домой на каждый свободный день. К счастью, госпожа Архонтисса часто отпускает меня на два-три дня подряд домой каждую неделю. Я, конечно, мечтал бы, чтобы у меня была служба на дому, как и у многих дворян, но в силу многих причин не могу этого себе позволить. Во всяком случае – пока.

Ингрид стало очень жалко сына Георга Меркурия. Она вспомнила Эрика, своего кузена. Он на год младше Георга, часто болеет, растёт капризным страдальцем. Бедной тёте Оле нет с ним никакого сладу. Ингрид перебрала в голове все два приёма обращения с детьми, которые ей уже который год твердила мама: «быть ласковой» и «не драться».

Вот сани выехали с проторенной лесной дороги на открытое место. Дорога становилась шире и плотнее, поскольку приближалась к деревне. Уже начинало темнеть, в далёких домах светились окна, из труб поднимался ровный дым.

Не смотря на то, что эти земли формально были южными, Георг Меркурий рассказывал, что с января по конец февраля на месяц-два выпадает густой снег. На севере же снег лежит с ноября до марта-апреля, и там всегда намного холоднее.