Мир, в котором меня ждут. Ингрид

В учебном кабинете, в котором проводились занятия для детей до их поступления в Ликею, было тихо. Сага, на вопрос Ингрид о бумаге и грифелях, на бегу ответила, где они хранятся, и исчезла где-то в многочисленных комнатах поместья. Девочка достала листы бумаги, грифельные карандаши и встала за конторку, чувствуя себя одиноко. Она застыла, ища вдохновение для рисунка, но её рука уже сама изображала фигуру человека, сидящего за столом. В минуты, когда её никто не трогал, она часто вспоминала Антона Павловича. Робкие попытки на земле обратить его внимание на себя заканчивались провалом, что доставляло много печали. В тёплом доме семьи Бьяркана эта горечь была особенно заметна.

Руки скользили по бумаге, грифель громко чиркал, на листе появился человек без лица. Он всем был похож на Антона Павловича, только лицо, пустое, невыраженное, сияло белым пятном. На одежде появлялись штрихи объёма, когда вдруг в учебной комнате раздался тихий голос:

– А можно потише, пожалуйста.

Ингрид выронила грифель, он покатился по конторке и упал, расколовшись надвое от удара об пол. Девочка поморщилась: пожалуй, звук бьющегося карандаша был одним из самых неприятных в её жизни. Она наклонилась, чтобы поднять оба кусочка, и сказала на ходу:

– Простите, пожалуйста, я не заметила вас.

Она стала искать глазами того, кто говорил. В учебной комнате у каждого окна стояло по конторке, а чуть дальше, у стеллажей с книгами, находился целый эркер. В глубине его совершенно неприметно сидел мальчик лет восьми. Он зарылся с чтением в удобных подушках на подоконнике и не издавал ни звука, пока Ингрид была здесь. После случая с рисунком в доме опекуна она уже начала бояться детей. Этого мальчика она ещё не видела со всеми, когда приехала. Или, может, не заметила во время полдника.

– Вы – Ингрид? – внезапно спросил он.

– Да, это я, – ответила она.

– А почему вы не с сёстрами?

– Э, ну… Они заняты, я пошла рисовать…

– Я могу посмотреть? – мальчик сказал и поднялся с места, чтобы посмотреть рисунок.

Он прищурился и посмотрел на лист.

– А почему он без лица? – и тут же небрежно добавил: – Моя сестра не хуже рисует. А Фридрик так и ещё лучше.

Её добили эти слова. Ингрид помрачнела, ей было очень обидно. Она скомкала рисунок и оставила его на конторке. Мальчик не ожидал такой реакции, понял, что сказал что-то не то, но как исправить ситуацию, не знал, поэтому быстро юркнул обратно в книги.

Дверь в комнату распахнулась, в кабинет заглянула Сага.

– Вот же она, – сказала она куда-то по ту сторону двери, – Ингрид, мы тебя потеряли, пойдём же скорее на ужин!

В дверях появилась Сольвей.

– Осталось найти Дира, – сказала она тут же. – Дир! Ты здесь?

– Как обычно, – ответил сдавленным голосом тот самый мальчик.

Теперь Ингрид признала в нём младшего брата в семье Бьяркана. Дир совсем не походил на сестру – он был почти копией мамы, с карими глазами и тёмными волосами. Когда он проходил мимо Ингрид, его уши пылали.

Состоялся прекрасный ужин за общим семейным столом. Дети сидели близ конца стола, а Ингрид усадили на почётное место гостя. Прямо напротив неё сидели старшие из княжеских отпрысков: Фридрик и Хакон. Братья Сольвей начали ради шутки заигрывать с ней взглядом прямо за столом. Ингрид всё ела и ела, стараясь на них не смотреть. Хельга посмотрела на кузенов с гневным прищуром. У Ингрид от него пробежал холодок между лопаток. Потом точно так же на сыновей посмотрела госпожа Сигне Иде.

Как и в доме её опекуна, по окончании вечера все играли на музыкальных инструментах и много пели. Хозяева и гости пили горячий пряный глёг. И только после этого всё разошлись спать.

Ингрид уснула так быстро, что ни одна шальная мысль не успела забежать к ней в голову. В радостной атмосфере этого дома прошло прошло больше недели. В основном она общалась только с девочками, болтали много – что называется, «обо всём», пели и музицировали, рисовали и занимались рукоделием, катались на лыжах, готовясь к биатлону. Никогда Ингрид ещё не проводила столь насыщенно зимние каникулы, дни пронеслись совершенно незаметно. Общение позволило Ингрид прочнее сдружиться с Сольвей и Хельгой, лучше познакомиться с их семьями и традициями.

Возвращаться на землю она боялась и не хотела. С князьями Бьяркана и Лагуна она ещё много общалась на тему местной медицины, а вот их сыновей побаивалась и сторонилась. Их мамы оказались такими же милыми, как княгиня Лунапонтиды, хотя всё ж люди севера были в целом аскетичней и немногословней.