– Две недели назад я видела, как этот самый мальчик ногой ударил одноклассницу на лестнице. Она упала и разорвала себе джемпер, зацепившись о перила. – Директриса строго посмотрела на Шурика, который сутуло сидел, запрокинув голову назад, и боялся издать хоть звук. – К ответственности никого не привлекли. Если этот случай мы предадим огласке, тогда мне придётся собрать все хулиганские выходки всех задир в школе. И в таком случае я готова разбираться и с детской комнатой милиции.
– Но он ещё несовершеннолетний! – вцепилась за последний аргумент Алла Яковлевна. – Шурик, сколько тебе лет?
– Одиннадцать, – жалобно промямлил он в ответ.
– Он ещё ребёнок и не может осознавать свои поступки! – продолжила завуч.
– Ингрид тоже нет четырнадцати, – вмешалась Антонина Алексеевна, которой уже надоели придирки Парика.
Тем временем Ингрид уже пришла в себя, но не могла вставить в перепалку ни слова. Впрочем, даже если бы она и сказала что-то, это немедленно использовали бы против неё.
– Так, в сложившейся ситуации я считаю, что: жилет просто зашить, детей отпустить, за пределы кабинета скандал не выносить. – Решение директора было простым и окончательным. – Или заводим дело на
Ингрид благодарила Бога, что мама не узнает о произошедшем. Алла Яковлевна, конечно, была не так довольна. Она выждала многозначительную паузу, медленно сняла очки и, отведя задумчиво глаза к окну, вкрадчиво произнесла:
– Что ж, воля ваша… Однако мой опыт говорит мне, что это ошибка. Очень большая ошибка… – Театральный прищур Аллы Яковлевны скорее походил на скорченную гримасу. – В нашей школе растёт настоящий криминальный элемент, но вы не послушали меня, старого и опытного специалиста. Вы ещё пожалеете, что не задавили преступника в лице этой, с вашего позволения,
В коридоре прозвенел звонок, классные руководители вывели своих подопечных из кабинета. Антонина Алексеевна взяла Ингрид за руку и посмотрела ей в глаза:
– Ингрид, что это было? Что ты опять учудила?
От обиды и унижения девочке хотелось плакать, но она с трудом сдерживала слёзы, которые в отместку жгли ей горло.
– Почему всё время виновата я? Почему если меня избили, то я виновата, потому что меня
– Ингрид, всё равно драться нельзя. Ты можешь кого-то покалечить, и человек потом останется инвалидом. Ты можешь испортить человеку всю жизнь.
С этим было трудно спорить, правда, Ингрид всё равно не понимала, почему ей портить жизнь можно кому угодно.
– Обещай мне, что ты больше ни с кем не полезешь в драку. – Классная смотрела на неё с доверием. – Ты должна быть выше этого.
– Обещаю, – с натянутой улыбкой процедила Ингрид.
Девочка отправилась на урок.
Когда она опозданием вошла в класс, одноклассники посмотрели на неё, как на героя дня. Сзади её ткнули острым карандашом и шёпотом спросили, правда ли, что она побила шестиклассника, была поймана лично Париком и теперь её посадят в СИЗО. Слухи распространялись гораздо быстрее, чем можно было себе представить, и обрастали интересными подробностями. Ещё неделю минимум вся школа будет шушукаться за её спиной и хихикать в кулачок.
Да, этот случай превзошёл все ожидания, и Карина, и Лена, и многие другие девочки и не только девочки из класса засыпали её вопросами, требуя подробностей. Ей не давали покоя ни в понедельник, ни во вторник, ни в другие дни.
А вот Шурик Пешкин, почуяв свою неуязвимость, теперь ходил за ней по пятам: норовил как бы случайно налететь на неё, отдавить ноги, бросить в неё чем-то грязным или тяжёлым, плюнуть сверху с лестницы или просто толкнуть. Он и его дружки поджидали Ингрид в рекреациях, не давая проходу, караулили возле туалетов, толкали под локоть в столовой, когда она несла компот, пытались пнуть её школьную сумку или просто ходили следом, глядя в упор и гаденько смеясь. Карина и Лена в такие моменты резко находили себе массу самых разных важных дел, оставляя Ингрид одну. Лена внезапно вспомнила, что в параллельном классе учится их бывшая одноклассница, той подарили плеер, поэтому к ней можно сходить и послушать любимую музыку. Карина неожиданно погрузилась в учёбу, что было для неё необычно. Ингрид осталась наедине с кружившим вокруг неё гнусом, избавиться от которого было не так-то просто.