Читаем Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии полностью

К этому отчету о достоинствах капитуляции можно добавить в исламской манере, что быть рабом Аллаха значит быть свободным от прочих форм рабства: к тем, которые ведут к деградации – таким как пребывание в рабстве у алчности, или у беспокойства, или у стремления к личному статусу. Здесь полезно также заменить слово «капитуляция» другим – «преданность»; ибо вдобавок к отсутствию ассоциаций с военным делом преданность предполагает скорее движение к чему-либо, нежели отказ от чего-либо. В таком прочтении ислам предстает как религия, цель которой – полная преданность; преданность, в которой ничто не скрыто от божественного. Это объясняет, почему Ибрахим (Авраам) является определенно наиболее значимой фигурой Корана, ведь он прошел высшее испытание на готовность пожертвовать родным сыном, если понадобится.

Две последних особенности человеческого «я» дают возможность плавно перейти к нашему последнему богословскому учению о судном дне, так как именно в нем эти особенности выступают особенно рельефно. Речь идет об индивидуальности души и ее свободе.

Начнем с первой: обратившись к исламу (как мы делаем в этой книге) после буддизма с его отсутствием «я» и конфуцианства с его социальным «я», мы поразимся акценту, сделанному Кораном на индивидуальности «я» – ее уникальности и возложенной на нее ответственности. В Индии всепроникающий космический дух подходит вплотную к поглощению индивидуального «я», а в Китае это «я» настолько экологично, что трудно определить, где оно начинается и заканчивается. Ислам и его семитские сподвижники меняют это направление, считая индивидуальность не только реальностью, но и в принципе благом. Ценность, добродетель и духовная самореализация приходят в процесс осознания собственных уникальных возможностей; в отношениях, не являющихся несущественными, эти возможности отличаются от присущих любой другой душе, которая когда-либо жила или когда-либо будет жить в дальнейшем. Как писал видный мусульманский философ, «это необъяснимое конечное средоточие опыта – фундаментальный факт вселенной. Вся жизнь индивидуальна; никакой универсальной жизни не существует. Сам Бог – индивидуальность, самая уникальная из них»[195].

Индивидуальность человеческой души вечна, ибо будучи однажды созданной, она никогда не умирает. Но никогда ее своеобразие не ощущается острее, чем в судный день. «О сын Адамов, ты умрешь один, и один сойдешь в могилу, и воскреснешь один, и над тобой одним будет вершиться суд» (Хасан аль-Басри).

Этот суд и связанная с ним ответственность ведут прямиком к вопросу о свободе души, и следует признать, что в исламе человеческая свобода находится в напряженном состоянии с всемогуществом Бога, указывающим на предопределение. Мусульманская теология непрестанно боролась с этим напряжением, не разрешив его рационально. Согласно ее заключению, действия божественного предопределения остаются загадкой для людей, которым тем не менее дарована достаточная свобода и ответственность, чтобы принимать подлинно нравственные и духовные решения. «Кто совершил грех, тот совершил его во вред себе… Кто впадает в заблуждение, тот поступает во вред себе. Ни одна душа не понесет чужого бремени» (4:111, 15:17).

Что касается самого суда, мусульмане считают одной из иллюзий современности то, что мы можем, так сказать, незаметно улизнуть от него, и оставаться незамеченными до тех пор, пока живем (по собственному мнению) пристойной и не представляющей опасности жизнью, не привлекая к себе внимания. Именно отторжением от подобных иллюзий безопасности характеризуется учение Корана о судном дне и его ожидании. «Когда солнце будет свернуто… когда падут звезды… когда горы будут сдвинуты с мест… когда моря запылают… тогда познает душа, что она принесла» (81, passim). На этом фоне Коран представляет жизнь как краткую, но бесконечно драгоценную возможность, предложение выбора раз и навсегда. Отсюда и срочность, наполняющая всю книгу. Шанс вернуться к жизни хотя бы на один день, чтобы как можно эффективнее воспользоваться своими возможностями, – вот чем «неудачники» в преддверии суда дорожат больше всего, чего они вожделели, пока были еще живы (14:14).

Перейти на страницу:

Все книги серии Религии, которые правят миром

История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Библия — это центральная книга западной культуры. В двух религиях, придающих ей статус Священного Писания, Библия — основа основ, ключевой авторитет в том, во что верить и как жить. Для неверующих Библия — одно из величайших произведений мировой литературы, чьи образы навечно вплетены в наш язык и мышление. Книга Джона Бартона — увлекательный рассказ о долгой интригующей эволюции корпуса священных текстов, который мы называем Библией, – о том, что собой представляет сама Библия. Читатель получит представление о том, как она создавалась, как ее понимали, начиная с истоков ее существования и до наших дней. Джон Бартон описывает, как были написаны книги в составе Библии: исторические разделы, сборники законов, притчи, пророчества, поэтические произведения и послания, и по какому принципу древние составители включали их в общий состав. Вы узнаете о колоссальном и полном загадок труде переписчиков и редакторов, продолжавшемся столетиями и завершившемся появлением Библии в том виде, в каком она представлена сегодня в печатных и электронных изданиях.

Джон Бартон

Религиоведение / Эзотерика / Зарубежная религиозная литература

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное