Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии

Что порождало эту любовь и радость в ранних христианах? Сами по себе эти качества желательны повсюду; задача в том, как их получать. Объяснение в той мере, в какой мы в состоянии получить его из текстов Нового Завета, гласит, что три невыносимых ноши внезапно и разом были сняты с их плеч. Первой из них был страх, в том числе страх смерти. Нам известны слова Карла Юнга, который ни разу не встречал пациента старше сорока лет, проблемы которого не коренились бы в страхе перед приближающейся смертью. Причина, по которой христиане могли не бояться львов и даже пели, выходя на арену, заключалась в том, что на них подействовало наставление Иисуса: «Не бойся, ибо Я – с тобою».

Второй ношей, от которой их избавили, была вина. Рационалисты считают чувство вины исчезающим явлением, но психологи не согласны с ними. Вина, будь она признанной или подавленной, в той или иной степени кажется встроенной в человеческую природу, ибо никто не живет в полном соответствии со своими идеалами. Мы не только относимся к другим людям хуже, чем предписывает нам совесть; мы также подводим себя, зарывая свои таланты и упуская возможности. И даже если нам удается сдержать сожаления в дневное время, бессонными ночами они являются к нам:

…повторенье через силу
Себя и дел своих, и запоздалый
Позор открывшихся причин; сознанье,
Что сделанное дурно и во вред
Ты сам когда-то почитал за доблесть[236]

.

Т. С. Элиот. Литтл Гиддинг

Неизбывная вина снижает созидательную деятельность. В острой форме вина может перерасти в ярость самобичевания, заглушающую всю жизнь. Павел ощущал его силу, прежде чем достиг освобождения: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим 7:24)

Третья ноша, избавление от которой испытали христиане, – тиски эго. Нет причин полагать, что до их новой жизни эти мужчины и женщины были хоть сколько-нибудь более эгоцентричны, чем остальные, но им было достаточно знать, что их любовь радикально ограничена. Они понимали, что «проклятие человека – любить, а любить порой хорошо, но достаточно – никогда». Теперь же это проклятие было разом снято.

Нетрудно понять, как избавление от вины, страха и эго могло ощущаться, словно возрождение. Если бы кто-нибудь избавил нас от этих губительных помех, мы тоже называли бы его спасителем. Но это лишь уводит нас на шаг назад в рассмотрении нашего вопроса. Как христиане освободились от этой ноши? Какое отношение человек по имени Иисус, ныне покойный, имел к этому процессу, если честь освобождения приписывали ему?

Единственная сила, способная на метаморфозы описанного порядка, – любовь. Лишь в ХХ веке выяснилось, что в атоме заключена энергия самого солнца. Но для высвобождения этой энергии атом следовало бомбардировать извне. Так же и в каждом человеческом существе заключена любовь, причастная божественному – imago dei, образ Бога, как его иногда называют. И его тоже можно привести в действие только посредством бомбардировки – в данном случае любовью. Этот процесс начинается в младенчестве, когда поначалу не находящая взаимности улыбка матери, полная любви, пробуждает любовь в ее ребенке, и по мере развития координации движений вызывает его ответную улыбку. В детстве процесс продолжается. Любящий человек создается не призывами, правилами и угрозами. Любовь коренится в детях, только когда приходит к ним – поначалу, что важнее всего, от заботливых родителей. Говоря с точки зрения онтогенетики, любовь – ответное явление. В буквальном смысле реакция.

Подкрепим эту мысль реальным примером.

Он был стеснительным новичком в маленьком колледже на Среднем Западе, когда однажды утром преподаватель, которого он боготворил так, как молодежь боготворит свои образцы для подражания, начал занятие словами: «Вчера вечером я прочитал несколько самых важных предложений, какие только могу припомнить». И он продолжал читать их, а сердце юноши чуть не выскочило из груди, потому что он слушал собственные слова из работы, сданной преподавателю на прошлой неделе. Как он сам вспоминает об этом случае: «Не помню, что еще случилось за этот час, но никогда не забуду, что ощущал, когда звонок привел меня в чувство. Наступил полдень, октябрь никогда еще не бывал настолько прекрасным. Я ликовал. И с радостью отдал бы все, что бы у меня ни попросили, потому что ничего не желал. Я изнывал от желания только отдавать этому миру, который дал мне так много».