Несмотря на то, что самым важным следствием этого выраженного совместного чувства является только что упомянутое духовное – приглушение того «святого эгоизма», который ставит личное спасение превыше всего остального – та же концепция проявляется еще в двух весьма практичных отношениях. Одно из них уже отмечалось. Отождествляя обучающую власть Церкви с христианской совестью в целом – «совесть людей есть совесть Церкви», – православие придерживается мнения, что истина Святого Духа входит в этот мир, будучи рассеянной по умам христиан в целом. Каждый отдельно взятый христианин, как мирянин, так и представитель духовенства, – клетка «разума Христа», который действует посредством этих людей как сообщества.
Вторая сторона той же мысли относится к управлению. Если управление Римской Церкви откровенно иерархическое, то Восточная в большем количестве своих решений опирается на мирян. К примеру, прихожане чаще высказываются по вопросам выбора своих священников. Римская Церковь может возразить, что в этом случае происходит путаница обязанностей мирян и духовенства; однако сильное чувство общности Восточной Церкви побуждает ее верить, что божественные наставления, даже когда они ниспосланы ради решения сугубо практических вопросов управления Церковью, в большей мере рассеяны среди христиан, чем допускает Рим. У духовенства есть своя сфера, в которую нельзя вторгаться, – руководство таинствами, но за пределами этой сферы грань, отделяющая духовенство от мирян, тонка. Священникам не обязательно придерживаться целибата. Даже номинальный глава Восточной Церкви, патриарх Константинопольский, не более чем «первый среди равных», а миряне известны как «царственное священство».
В рассказе о религиях Азии указывалось, что именно там общность имела большее значение, а индивидуальность – меньшее, чем на Западе; индуизм задал тон своим слиянием с Абсолютом как главной целью. Если в целом это верно, это помогает объяснить, почему самая восточная ветвь христианства в первую очередь подчеркивала объединенный характер Церкви – как духовное равенство ее членов (по сравнению с католичеством), так и их сплоченность (по сравнению с протестантизмом)[243]
. Возможно также, что, находясь на окраинах Европы, Православная Церковь приобрела менее выраженный современный западный характер, следовательно, осталась несколько ближе к раннему христианству. Однако рассматривать такую возможность подробно мы не станем, а перейдем ко второй отличительной особенности, которой, возможно, способствовало географическое положение, – к мистицизму Православной Церкви, перекликающемуся с мистицизмом Азии.Подобно всем религиям, о которых мы говорили, христианство считает реальность состоящей из двух сфер – естественной и сверхъестественной. После смерти человеческая жизнь полностью переходит в сверхъестественную сферу. Но даже в этом мире от этой сферы она не изолирована. В том числе потому, что таинства, как мы уже видели, служат каналами, по которыми сверхъестественная благодать становится доступной людям в их нынешнем состоянии.
Этому учит в буквальном смысле все христианство. Различия проявляются, когда мы спрашиваем, в какой мере частью христианской программы действий должна стать причастность к сверхъестественной жизни во время пребывания здесь, на земле. Римское католичество придерживается мнения, что Троица пребывает в душе каждого христианина, но ее присутствие обычно не ощущается. Живя в молитве и покаянии, можно подготовиться к особому дару, с помощью которого Троица покажет свое присутствие, и ищущий возвысится до состояния мистического экстаза. Но поскольку люди не имеют