Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии

Второй вопрос касается отношений, в которых состоят человеческие существа, но на этот раз не с ближними своими, а с вселенной. Благосклонна ли вселенная, склонна ли она помогать всему творению? Или же она равнодушна, если не враждебна? Мнения расходятся. На полках книжных магазинов мы находим тома с заголовками «Человек – единственный в своем роде», и рядом с ними – «Человек не единственный в своем роде» и «Человек не одинок». Некоторые люди воспринимают историю как сугубо человеческий проект, в ходе которого люди пробивают себе дорогу сами, иначе не было бы прогресса. Для других он приведен в движение «высшей силой, которая желает добра».

Третий разделяющий людей вопрос таков: что лучше в человеческом «я» – голова или сердце? Одна популярная салонная игра вращалась вокруг вопроса: «Если бы вы могли выбирать, что бы вы предпочли – быть любимым или уважаемым?» Суть та же, но переиначенная. Классицисты ставят мысли выше чувств, романтики – наоборот. Первые ищут мудрости, вторые, если появляется возможность выбирать, предпочитают сострадание. Различие, вероятно, также соотносится с контрастом Уильяма Джеймса между расчетливыми и непрактичными.

Вот три вопроса, которые, вероятно, вызывали раскол между людьми с тех пор, как они стали людьми, и продолжают разобщать их по сей день. Они разделили ранних буддистов. Одна группа избрала своим девизом напутствие Будды: «Будьте светильниками самим себе, усердно трудитесь ради своего спасения». Прогресс этой группы, каким бы он ни был, явится плодом мудрости – проникновения в причину страданий, обретенного в процессе медитации. Другая группа решила, что сострадание – более важный элемент просветления и утверждала, что стремиться к просветлению своими силами и ради себя – явное логическое противоречие. С их точки зрения люди – скорее социальные существа, нежели индивидуалисты, а любовь – величайшее, что есть в мире.

Прочие различия сосредоточены вокруг этих фундаментальных. Первая группа утверждала, что буддизм – «работа на полную ставку»; тем, кто избрал своей главной целью нирвану, следует отказаться от мира и стать монахами. Вторая группа, вероятно, потому, что не возлагала все надежды на личные усилия, предъявляла меньше требований. Она придерживалась мнения, что ее мировоззрение пригодно для мирянина в той же мере, в какой и для служителя религии и что на свой лад оно применимо в миру так же, как и в монашеской общине. Такое различие оставило свой отпечаток в названиях этих двух направлений. Оба называли себя «яна», то есть «плот» или «паром», так как оба утверждали, что они перевозят людей через море жизни к берегам просветления. Однако вторая группа, ссылаясь на свое учение о космической помощи (милости) и большее внимание, уделяемое мирянам, претендовала на звание «буддизма для народа», следовательно, на то, чтобы считаться бо́льшим из двух транспортных средств. Соответственно, она закрепила за собой название «махаяна» – «большой плот» (традиционно – «Великая колесница»), где «маха» означает «великий», как у Махатмы («великая душа») Ганди. Как следует из названия, другая группа по умолчанию стала считаться хинаяной, или «маленьким плотом» («маленькой колесницей»).

Не вполне удовлетворенные этим несправедливым наименованием, сторонники хинаяны предпочитали называть свое направление буддизма «тхеравадой», или «учением старейших». Таким образом они перехватили инициативу и заявили, что представляют собой изначальный буддизм, которому учил сам Гаутама. Эти притязания оправданы, если придерживаться недвусмысленных учений Будды в том виде, в каком они изложены в самых ранних текстах, в Палийском каноне, ибо эти тексты в целом поддерживают позицию тхеравады. Но данный факт не мешает сторонникам махаяны выдвигать ответную претензию, что именно они являются истинными преемниками. Ибо, утверждают они, Будда наставлял гораздо более красноречиво и глубоко примером своей жизни, нежели словами, записанными в Палийском каноне. Весомый факт в пользу его жизни – то, что он не остался в нирване после просветления, а вернулся, чтобы посвятить свою жизнь другим. Поскольку он не распространялся об этом, сторонники тхеравады (уделяющие слишком много внимания его начальным словам, как считают сторонники махаяны) упустили из виду значение его «Великого отречения», в итоге истолковали его миссию чересчур узко[93].

Оставим двум школам их спор насчет апостольской преемственности; наша задача – не судить, а понять позиции, которые они олицетворяют. Различия, проявившиеся до сих пор, можно обобщить с помощью следующих пар противоположностей, если мы будем помнить, что они не абсолютны, а делают акцент на различиях.

1. Для приверженцев тхеравады прогресс – решение отдельно взятого человека; он зависит от его понимания и целеустремленного приложения воли. Для приверженцев махаяны судьба человека связана с судьбой всего живого, в конечном итоге они неразделимы. Две строчки из «Встречи» Джона Уиттьера подводят итог последнему мнению: