Миры двоедушия. Эхо голодного хаоса

Я жестко перехватила последний порыв на полпути. Грудь слишком чувствительна и жаждет нежности, а не животной хватки.

«Не хочу! Не хочу, чтобы Лукас её трогал!» — всё в душе аж перевернулась от малейшего допущения.

— Не уведут, не уведут! — не унимался горячий донжуан.

— Скри-и… Пуф!

Рывком, с грохотом, припечатал он меня к стене, потянув штору, чуть не обрушив барочный тяжеленный карниз нам на головы.

Мне довелось испытать на себе, что такое испанская страсть.

От изначальной скромности садовника не осталось и следа. С каждой секундой Укротитель резиновых змеев всё мощнее всасывал мои губы, всё сильнее вдавливал меня в перегородку, всё больше воли давал конечностям и… концу.

«Конец-конец… Должен наступить конец!»

Но в какой-то миг перекрытие будто раскалилось, выгнулось, зашевелилось…

— Либо сама прекрати, либо я разорву на куски этого недостойного! — искажённым громом прогремело из Голограммы.

Ледяная дрожь облизала руки, бёдра, грудь… Шея онемела.

По моей спине снизу вверх властно скользнула раскалённая шершавая ладонь…

Сквозь стену!

— М-м-м… — я невольно выгнулась, скорее избавившись от испанского поцелуя. Кожа едва ли не трещала от ярости грызущих её мурашек.

И это не заслуга Мачо… Шаловливых «бусинок» не было до фантастического голоса и прикосновения.

Я уловила плывущим взором багряное зарево, отразившееся кровавыми бликами от ставших ярче граней Призмы.

Чья-то сильная ручища… раз… два… три… намотала на кулак мои волосы, потянула назад, пока я не упёрлась в твердь перегородки.

Не помню, чтобы из неё выпирал такой огромный бугрище в области поясницы.

— Я сказал, не смей! — умопомрачительный бархат прогремел где-то над макушкой, проник в разум на особой частоте… обрушился в клокочущую непокорную мышцу, прикусил её. — Р-р-р…

Ба-дум… Ба-дум.

Позади, точно в такт моему, билось сердце…

«Тот самый», — растеклось карамельной патокой по венам и нейронам.

Я не знала… Не знала, что из происходящего правда, а что — происки гормонального шторма, раздробившего волю и разум.

Уже не доверяла собственным ощущениям.

— Как же я хочу поласкать тебя… — шквальное дыхание скользнуло по позвоночнику… Мурашки.

Сильная ручища нетерпеливо окольцевала мою талию. Я ощутила себя вмиг такой маленькой, хрупкой.

«Не Герреро! Точно нет! — это осознание завело до беспредела. — Хочу! Хочу подтверждение!» — вцепилась в мощное запястье, окутанное плотной грубой тканью… Оно резко напряглось, стало ещё жёстче. Тиски сжались.

— Хоч-ч-у-у… — словно проекция, словно грудной гипнотический шёпот инкуба из фэнтезийных романов.

— М-м-м… — задрожала сильнее, стыдливо сомкнув колени, невольно подгибая пальчики на ногах.

Никогда не думала, что в самом нежном месте может так пылать, что может быть так возмутительно влажно.

— Чудо моё, — «горбыль» из стены выпятился сильнее, впился в ягодицы. — Похоть. Между нами неизбежна она — похоть. Как и нечто большее, но…

Я не могла думать ни о чём, кроме властно-нежных рук, безальтернативно сковавших меня.

«Кто ты?» — хотела спросить, но не смогла разомкнуть припухшие губы. Они просто не слушались. Словно в наказание за моё отвратительное поведение.

«И почему я позволяю?» — кусала истерзанных испанцем предателей, постанывая, уворачиваясь от Мучачо, внезапно превратившегося в бутафорию, в назойливую муху, которую отгоняешь и отгоняешь, а она всё равно липнет и липнет.

— Прежде твоя душа должна расколоться, чтобы обрести целостность, — не унимался Некто, подобравшийся к мочке моего уха. Я ощущала жар дыхания слишком осязаемого призрака, впитывала какой-то дурманящий аромат, аналогов которому не сыскать в мире людей… Этот запах словно менял сознание, влиял на него.

Незнакомец ловко сместил руку выше… Не на грудь, нет, а на самый её центр, где вот уже несколько дней жил жгуче-колючий «улей». Я затаила дыхание, но рефлекса остановить вольный порыв не возникло, как недавно с испанцем. Напротив…

«Я не против…»

Это было каким-то таинством, чем-то очень интимным, хоть интимных мест огромная тёплая ладонь и не касалась.

— Только после раскола сможешь по-настоящему чувствовать, сможешь узреть истину. М-м-м… — шумно втянул «Бархат» межпространственный воздух у моего виска. — И узнать… впустить меня настоящего. Глубоко. Скоро… Скоро… — хватка на волосах медленно ослабла.

Холодно…

Не хотела! Я не хотела, чтобы Он уходил! Даже если я свихнулась, и сама себе придумала идеального… Дьявола?

Куда впустить?!

«О, завывающая пустошь!» — плотнее сжала ноги.

Солнечное сплетение едва ли не поросло языками пламени.