Миры Уильяма Моррисона. Том 2

Если бы он заранее знал, что ему предстоит, то не захотел бы пройти через это. Он бы сражался. Пока не погиб, как многие другие представители его вида. Однако, теперь, когда все закончилось, он полагал, что результаты стоили боли. Теперь у него было более важное положение, чем казалось на первый взгляд. Он контролировал изрядную часть поставок продовольствия, предназначенного для внешних планет, и его слову слепо доверяли. Он мог браковать намеченные грузы без формального подтверждения лабораторными исследованиями. Им восхищались. Но его и боялись.

Но у здешних людей были к нему другие чувства. Ронар вдруг услышал перешептывание, которое его удивило.

— Моя дорогая, мне кажется, он действительно красив.

— Но, Шарлотта, как ты можешь говорить такое о том, кто даже не является человеком!

— Но он более похож на человека, чем многие люди. И одежда соответствует ему. Интересно, у него есть хвост?

— Об этом я ничего не знаю.

— А-а!.. — В этом звуке слышалось разочарование. — Он похож на пирата.

— Мне говорили, что он нечто вроде волка. Ты ведь никогда не подумала, что он мог бегать на четвереньках, не так ли?

— Конечно же, нет! Он держится так прямо и с таким достоинством…

— Это только показывает, чего может достичь психология.

Психология и целый ряд операций, дорогие леди, саркастически подумал он. При помощи одной только психологии я не был бы способен ходить на двух ногах.

Из-за марсианского орехо-кактуса, растущего в большом горшке, донеслись два голоса, и на этот раз они не шептались. Между голосами распознавалось различие в паре октав. Один был мужской, а другой — женский.

— Не волнуйся, любимая, — сказал мужчина. — Я всегда предпочту твою стряпню и сдобу всем остальным.

Раздался любопытный звук, нечто среднее между щелчком и шипением. Люди называют это поцелуем, подумал Ронар. Между полами всегда возникают привязанности или страсти. Иногда, особенно это касается женского пола, соблюдаются формальности, за пределами которых отношения могут быть сугубо враждебными.

— Но у этих женщин столько опыта, — дрожа, сказала девушка. — Они столько готовили и пекли на протяжении многих лет…

— Но ты же делала то же самое в семье.

— Да, но это не одно и то же. Я училась по кулинарной книге. И у меня не было опытных учителей.

— Зато ты все узнала сама, и никакая старая клуша не стояла сзади и не диктовала тебе, что надо делать. Ты готовишь так хорошо, что я скоро растолстею.

— Твоя мать так не думает. И твой брат что-то пробурчал о булочках новобрачной…

— Это всего лишь старая шутка, которая нравится Чарльзу. Не волнуйся об этом. — Он снова поцеловал ее. — Будь уверена в своих силах, дорогая. Ты обязана победить.

— О, Грегори, ужасно приятно, что ты это говоришь, но я чувствую такую неуверенность…

— Если бы судья был человеком и увидел тебя, то сразу стало бы ясно, кто получит первый приз. Я ведь уже говорил тебе, что ты прекрасна…

Ронар перестал к ним прислушиваться. Он считал человеческие любовные ласки такими же отталкивающими, как и человеческую еду.

Он прослушал еще несколько перешептываний. А затем вошел доктор Кэбэнис.

Он поглядел вокруг доброжелательным взглядом профессионального врача, улыбнулся, поздоровался с несколькими знакомыми леди так, словно был свидетелем приватного стриптиза их душ, а затем пошел прямо к сцене.

— Как вы, Ронар?

— Прекрасно, доктор. Вы здесь для того, чтобы наблюдать за мной?

— Мне кажется, это едва ли необходимо. Меня интересуют результаты соревнования. Моя жена тоже испекла пирог.

— Я и понятия не имел, что изготовление сладких пирогов является такой важной частью человеческой деятельности.

— Все, что требует мастерства, может стать у нас популярным. Между прочим, Ронар, я надеюсь, что вы не чувствуете себя обиженным.

— Обиженным, доктор? Что вы имеете в виду?

— Ну-ну, вы отлично меня поняли. Люди все еще не доверяют вам. Я могу судить об этом потому, что они держатся от вас на расстоянии.

— Я принимаю во внимание человеческие слабости. Слабости и недостаток уверенности в себе. У этих мужчин и женщин не было возможности пройти углубленный курс психологического лечения, который прошел я. Я не ожидаю от них слишком многого.

— Вы заработали очко, Ронар.

— Но можно что-нибудь сделать для них, доктор? Какое-нибудь лечение, которое можно им законно устроить?

— Можно, но оно должно быть строго добровольно. Видите ли, Ронар, вас считали животным, и психопреобразование было необходимым, чтобы спасти вам жизнь. Но эти люди изначально имеют права. В том числе и право оставить их в покое со всеми их болячками. Кроме того, никто из них не болен настолько тяжело, чтобы представлять опасность для окружающих. Они никому не наносят вреда.

Насчет последнего Ронар чисто по-человечески сомневался. У него так и вертелся на языке вопрос: «И ваша жена, доктор? Люди задаются вопросом, как вы можете с ней жить». Но он поборол это искушение. Он мог сопротивляться и более серьезным искушениям.

Гонг издал мягкий, глубокий звук.