Миры Уильяма Моррисона. Том 2

Все громко рассмеялись.

— Два года! Ей два года!

— Я хотела сказать — двенадцать… Ну, почти так…

— Одиннадцать, — подытожила мисс Бертон. — Ты достаточно большая, чтобы знать это.

— Простите, мисс Бертон. И честно, мисс Бертон, я не хотела ничего плохого, но я хочу стать актрисой и подражаю людям, как актеры, которые на телевидении.

— О, мисс Бертон, пожалуйста, не отправляйте ее домой с полицейским. Раз она хочет стать актрисой, держу пари, она бы захотела увидеть Курта Джорджа!

— Ну, после того, как она себя вела, даже не знаю, стоит ли ей позволять… Пожалуй, не стоит.

— Пожалуйста, мисс Бертон, это ненарочно. Я больше так не буду.

— Ладно, если будешь хорошей и не станешь доставлять неприятностей. Но у нас еще много времени, прежде чем мы встретимся с мистером Джорджем. Сейчас только два, а в лекционный зал мы пойдем в четыре.

— Мисс Бертон, — позвала ее Барбара Уиллман, — а как вы думаете, он даст нам автографы?

— А теперь, девочки, я хочу вас предупредить. Вы не должны раздражать его. Мистер Джордж — известный киноактер, и время его очень ценно. Было любезно с его стороны, что он согласился встретиться с вами, тем более, что целые толпы взрослых хотели бы того же самого, но мы не должны использовать его доброту в своих интересах.

— Но он любит детей, мисс Бертон! Моя старшая сестра читала в журнале кино, где сказано, что он их очень любит.

— Я знаю, девочки, но он не совсем здоров. Поговаривают, что он заболел тропической малярией в Африке, где стрелял львов, носорогов и слонов для своей новой картины. Именно поэтому его нельзя сильно беспокоить.

— Но он такой большой и сильный, мисс Бертон! Ему будет не трудно подписать автографы.

— Наверное, у него дрожат руки, — сказала одна девочка. — Когда случается приступ лихорадки, всегда дрожат руки.

— Да, Африка — опасный континент, где никто не знает, что может случиться в следующий момент, — удовлетворенно сказала мисс Бертон. — Так что мы все должны помнить, как отважно мистер Джордж борется со своей болезнью, и прилагать все усилия, чтобы не утомлять его.

В ярком свете, заливавшем столик для ленча, отлично читалось страдание, написанное на красивом, мужественном лице Курта Джорджа. Он стонал и мрачно бормотал:

— Мой бедная голова, моя голова! И как, ты думаешь, я смогу справиться с бандой детишек без напитка, способного придать мне силы?

— Ты уже выпил свой напиток, — сказала Кэрол, стройная, привлекательная, эффектная женщина. В настоящий момент она была более эффектной, нежели привлекательной, и могла сочувствовать его горю. — И другую порцию не получишь. Так что соберись и попытайся для разнообразия побыть трезвым.

— Но это же дети! Они будут визжать и хихикать…

— Они единственная аудитория в мире, которая не будет спрашивать, сколько ты выпил. Одному Богу известно, где я еще могла найти кого-нибудь, кто поверит, что твои руки трясутся из-за лихорадки.

— Я знаю, Кэрол, что ты блюдешь мои интересы. Но еще одна порция выпивки не причинит мне вреда.

— Я не спорю с тобой, Курт, — сказала Кэрол устало, но твердо. — Я только защищаю тебя от тебя самого. Так что никакой выпивки.

— А потом?

— Я не могу следить за тобой круглосуточно, как мать за ребенком.

Ее высокомерный ответ подсказал ему новую тему.

— А могла бы, если бы мы были женаты.

— Никогда не мечтала выйти за слабохарактерную тряпку и перевоспитывать ее.

— Но если я докажу тебе, что могу измениться…

— Сначала докажи, а затем я обдумаю твое предложение.

— Ты хладнокровное создание, Кэрол. Но я думаю, для твоей профессии такие и нужны.

— Холодные, подозрительные, противные — и надежные, — парировала Кэрол. — Это неизбежно, когда мне приходится иметь дело с такими участливыми, доверчивыми и ненадежными клиентами.

Джордж смотрел, как она собирает со столика остатки скудного завтрака.

— Что ты напеваешь, Кэрол?

— Я напеваю?

— Мне показалось, это было: «Возьми меня! Возьми меня всю!» Да, именно это! Твое подсознание выдает тебя! Ты в самом деле хочешь выйти за меня!

— Ошибаешься, — прохладно сказала она. — Мое подсознание не знает, что творит. Все, что я от тебя хочу, это мои стандартные десять процентов.

— Разве ты не можешь хоть на миг забыть, что ты мой агент, и вспомнить, что ты все же еще и женщина?

— Нет, не могу, пока ты не забудешь, что ты пьяница, и не вспомнишь, что ты все же человек. И если ты не сделаешь так, чтобы я забыла, как ты не просыхал всю поездку в Африку…

— Потому что со мной не было тебя!

— …и мог едва шевелиться, пока тебя одевали в охотничьи шмотки и фотографировали, будто ты стреляешь во львов.

— Ты безжалостна, Кэрол! Ты что, больше никак не можешь использовать меня, кроме как мучить?

— Откровенно говоря, нет, Курт. Я никак не могу больше использовать совершенно бесполезных людей.

— Я не совсем бесполезен. Я зарабатываю для тебя десять процентов…

— Я бы с радостью их заплатила, чтобы увидеть тебя трезвым.

— Но именно твое презрение ко мне заставляет меня пить. А когда я думаю о необходимости появиться перед маленькими деточками и…

— Ты должен быть счастлив от того, что совершаешь добрый поступок… Не падай, Джордж, не падай!