Mise en Place (СИ)

Реакция Лестрейда могла быть какой угодно — ярость, обида, сожаление, праведный гнев… В любом случае, почти все они предполагали физическую расправу над Шерлоком. И ни один из вариантов не казался Грегу предпочтительнее прочих, поскольку он просто устал. Устал от Шерлока, от этих игр, от всего.

Лестрейд взял пульт и включил запись.

На экране замелькали картинки с числовыми обозначениями — дата, точное время — вплоть до секунды и прочие технические детали, на которые сейчас можно было не обращать внимания. Лестрейд практически сразу начал что-то строчить в блокноте, а вот Шерлок продолжал неподвижно пялиться в экран.

Брикли, улица, на которой находится «Империя», заполнена взволнованными возбужденными людьми. На переднем плане миссис Хадсон, болтает со знакомыми и смеется. Лестрейд узнавал лица людей — казалось, стоит напрячь память, и он вспомнит даже имена. Вот мясник — тот, что лично доставил в ресторан курицу; вот портье из отеля, где они жили; и этот человек с узким лицом и кислой миной… стоит несколько в стороне, словно еще не решил, нравится ли ему здесь.

Таких кадров было довольно много: массовка, крупные планы (Андерсон выбрал пару-тройку смеющихся и весело болтающих горожан). Из всего этого им потребуется не больше десяти секунд, максимум пятнадцать. Лестрейд выписал номера тех кадров, что ему особенно понравились, и взглянул на Шерлока, который за все это время, кажется, даже не моргнул.

Теперь на экране была кухня «Империи», и Грег услышал, что Холмс заерзал в кресле.

Работа кипела: Молли пассировала шампиньоны в оливковом масле, а позади нее Арти пытался изобрести какое-то адское зелье в большой миске. Мэри нервно цокала каблуками: очевидно, ей нетерпелось обслужить гостей в зале, но заказ еще не был готов.

А вот на экране показался Джон Уотсон. Он крепко держал Гарри за руку. Оба они казались взволнованными, а улыбка на его губах — вымученной, поскольку она то и дело исчезала.

Джон был на экране невероятно долго: он повернулся к сестре, что-то сказал, она ответила. Их голоса терялись в шуме кухни. На нем был микрофон — они писали звук сразу, поскольку для отдельного дубляжа после съемок не было времени, просто его еще не успели включить. Но даже на экране Лестрейд заметил особенный блеск в глазах мужчины — тот самый, что он увидел утром, когда Джон пришел в ресторан. Немой вопрос, ищущий взгляд.

Уотсон отличался от тех управляющих, что Грег встречал прежде. Все они воспринимали заключительный день съемок как последний рубеж перед возвращением к нормальной жизни. А вот Джон… Он, судя по всему, вообще не считал финальный день каким-то препятствием (не считая того, что он не мог справиться с выражением лица). Он выглядел так, словно наступило рождественское утро, а за дверью стоит дедушка Мороз.

Грег услышал свой собственный голос. Эти слова должен был произнести Шерлок, но Шерлока там не было.

— Волнуетесь из-за того, что вот-вот увидите обновленный зал?

— Немного, — почти самоуверенно рассмеялся Джон, — Просто… я никогда не видел зал другим и не представляю, чего ожидать.

— Думаем, вам понравится.

— Надеюсь. Но если не понравится, полагаю, шоу получится еще увлекательнее.

За кадром послышался искренний смех, и Лестрейд записал в блокнот точное время сцены, решив включить это предварительное интервью в финальный выпуск, и снова взглянул на Шерлока.

Тот был по-прежнему неподвижен, но неотрывно смотрел на Джона, подавшись вперед всем корпусом. Но красноречивее всего были его руки — большие пальцы теперь были плотно прижаты к губам. И Лестрейд на секунду задумался: старается ли Холмс сдержать дыхание или что-то совсем другое?

— Готовы войти? — услышал он свой закадровый голос.

Джон посмотрел на Гарри.

— Да, — сказал он и одернул рубашку, словно это был последний штрих к тому, чтобы выглядеть безупречно. И на короткий миг показалось, что он полон надежд.

Кадр снова сменился: на экране появились общие планы зала. Он смотрелся великолепно: просторный, чистый, светлый. Теперь на окнах не было тяжелых занавесок, и в комнату лился яркий солнечный свет. Стены были оклеены жемчужно-серыми текстурированными обоями с рисунком, напоминающим какую-то причудливую волну. Зал украшали старинные карты в новеньких рамках, изображения Британской военной формы разных лет и несколько ценных антикварных вещей из коллекции Уотсонов: шляпа, меч и искусно вырезанная деревянная кукла.

И, разумеется, с дальней стены на все это по-прежнему смотрели четыре портрета отцов семейства.

Дверь открылась, и Джон вошел в зал.

Он успел сделать три с половиной решительных шага, а потом вся эта новизна обрушилась на него. На секунду он просто застыл, а потом начал осматриваться — очень медленно, фиксируя малейшие изменения, подмечая каждую карту, каждый рисунок. Лицо Джона не выражало никаких эмоций — лишь тщательно продуманная и отрепетированная невозмутимость. Но только лицо. Его осанка, плечи, даже руки говорили совсем о другом: замешательство, шок, удивление… А потом Уотсон повернулся и увидел портреты.