Джим встал. Его движения были порывисты, волосы были спутаны, и он резко одёргивал свой пиджак, пытаясь его расправить.
— Это Вествуд! — рявкнул он на Арти, а потом посмотрел на Джона. — Твой маленький бульдог может нападать на меня сколько ему угодно; я всё равно победил.
И Джон… начал смеяться.
Он внезапно увидел их так ясно. Джим, стоящий посреди зала с вызывающим видом, разозлённый и помятый. Арти — с покрасневшим лицом, сжимающий кулаки — картинка, идеально передающая праведное негодование. Лицо Гарри — застывшее и непреклонное. Молли, готовая заплакать, но непримиримо сжавшая губы. Мэри, стоящая за спиной, и он сжимает в руке её пальцы, а она обнимает его за плечи, как будто боится, что он тоже налетит на Мориарти.
— Джон? — спросила Гарри, оборачиваясь к нему.
— Я в порядке, — сказал Джон, изо всех сил стараясь сдержать смех, — я… я в порядке. — Он повернулся к Мэри. — Всё нормально. У меня есть вы. Я знаю.
Джон смотрел, как глаза Мэри превращаются из насмешливых в улыбающиеся. Если кто-то и понимал Джона в этом мире — это была Мэри. Всегда Мэри.
— Ага, — проговорила она медленно и опустила руку, — хорошо.
— Забирай, — сказал Джон Джиму. — Сжигай. Делай что хочешь. Не имеет значения.
Это явно был не тот ответ, который Джим ожидал.
— Прошу прощения?
— Это здание — оно просто здание. Четыре стены, слой краски и печь, — сказал Джон. Ухмылка на его лице была такой широкой, что он боялся взлететь. — Но если ты этого не понимаешь — ну, мне тебя жаль. Действительно, жаль.
— Я собираюсь сжечь его дотла, — произнёс Джим, словно объясняя маленькому ребёнку.
— Ни в чём себе не отказывай, — весело сказал Джон, — хотя лучше удостоверься для начала, что страховка это покроет. Дружеский совет.
Обернувшись к Гарри, он уточнил у неё:
— Естественно, они не будут платить за поджог. Это ведь будет поджог, правда? В смысле — мы все тут слышали, как он говорил, что планирует это сделать.
— Да-да, — подхватила Гарри, ухмыляясь ему.
— Они ничего не смогут доказать, — сказал Джим, — я очень хорош.
— Уверен в этом, — ответил Джон. — Но, даже если они тебя не поймают — это не будет иметь значения. Ты действительно думаешь, что моё сердце привязано к этому зданию? Ты ошибаешься. Ты так ошибаешься. Ты совершенно ничего не понимаешь.
— Неужели? — холодно произнёс Джим. — И почему бы великому и благородному Джону Уотсону не объяснить мне, где я ошибся?
Джон шагнул вперёд, вновь оказываясь нос к носу с Джимом Мориарти.
— Знаешь, я тебе верю. Я верю, что ты мой кузен, что Джеймс Уотсон был твоим дедом.
За его спиной Гарри подавилась вздохом, Молли пискнула, а Арти выругался. Но Джон смотрел на Джима, видел, как бегают его глаза в попытке понять.
— Всё, что тебе нужно было сделать, — сказал Джон, — это прийти ко мне или к Гарри и рассказать нам свою историю. Рассказать нам, кто ты. Мы бы приняли тебя. Может, и не сразу, но знаешь… у нас больше никого не осталось. Не знаю, как Гарри, но я бы попытался принять тебя. Чтобы ты почувствовал, что «Империя» принадлежит и тебе тоже.
Гарри издала сдавленный звук, будто пыталась осознать подобную идею.
— Нет, не приняли бы, — сказал Джим. — Вы бы меня возненавидели.
— Может, поначалу, — ответил Джон, — но я бы справился с этим.
— Ты бы ненавидел меня, — настаивал Джим.
— Ладно, я бы тебя ненавидел. Но я бы не отмахивался от тебя, как будто ты не часть семьи. Видишь ли, именно этого ты не понимаешь. Это здание не является моим сердцем. Это просто здание. Сжигай его дотла, станцуй вокруг костра. То, что для меня важно, то, что я люблю больше всего на свете — ты не найдешь в этих стенах. Это они. — Он махнул рукой назад, на Мэри и Молли, Арти и Гарри. Они хранили мёртвое молчание, но всё ещё стояли у него за спиной.
Джон наклонился, пока их с Джимом носы чуть не соприкоснулись.
— Спали его. Спали дотла. Ты меня не затронешь. Больше. Никогда.
Джон отошёл.
— Убирайся из моего ресторана.
Джим втянул воздух. Он одернул свой пиджак и оглядел их всех.
А затем, не говоря не слова, он развернулся и вышел. Звонок на двери издал весёлую мелодию, когда она захлопнулась за ним.
Джон выпустил дыхание, которое сдерживал целых три месяца, и развернулся, чтобы посмотреть своей семье в лицо.
Они смотрели в ответ с широко раскрытыми глазами, и Джон с удивлением обнаружил, что у них на глазах слёзы, так же как и у него.
— Ну, — сказал он в тишине, — Молли, ты определённо забираешь эту сковородку.
— Ох, Джон, — произнесла Молли и бросилась к нему.
***
— Итак, — сказала Гарри, когда Джон припарковал машину у дома на Бейкер-стрит. Задняя её часть была заполнена обломками и останками из ресторана. Арти забрал карты Индии и Японии; Мэри решила сохранить глиняные кувшины с Ближнего Востока. Молли решила забрать не только драгоценную сковородку, но и противни, охлаждающие подставки, силиконовые пекарские коврики и в порыве хомячества — KitchenAid-овский миксер.***
— Он же просто собирается его сжечь, — объяснила она, — а даже если и нет, он всё равно его не заслуживает.
— Понимаю, понимаю, — подбодрила Мэри, — передай мне кухонные полотенца, они — мои.