Мистер Рипли под водой

– Меня интересует, как далеко Цинтия может зайти. Общаются ли они с Притчардом на самом деле? Ко мне она испытывает лютую ненависть. – Тома передернуло, как от озноба. – Небось, только и мечтает, как ударить меня побольнее. Но если она решит разоблачить махинации с картинами, ей придется назвать точную дату, когда появилась первая фальшивка. – Тут Том почти перешел на шепот. – А значит, она предаст свою великую любовь – Бернарда Тафтса. Держу пари, этого она не хочет. Но любое пари можно проиграть. – Том откинулся на спинку кресла, хотя все еще оставался напряженным. – Нам остается только надеяться и молиться. Я не видел Цинтию несколько лет, и за это время ее чувства к Бернарду могли остыть. Даже если они остыли лишь слегка, этого может быть достаточно, чтобы желание мести пересилило. – Том сделал паузу, наблюдая за выражением лица Эда.

– Почему ты говоришь о мести только тебе, Том? Она ударит и по нам тоже. Кто писал статьи в газеты с фотографиями Дерватта и его картин – еще тех, старых, – усмехнувшись, уточнил Эд, – зная, что Дерватт мертв? Мы с Джеффом.

Том бросил на приятеля внимательный взгляд.

– Потому что Цинтии известно, что именно я втравил Бернарда в это дело. Ваши статьи появились позже. Бернард рассказал обо всем Цинтии, и они начали ссориться.

– Точно. Так оно и было.

Эд, Джефф и Бернард – в особенности Бернард – дружили с художником Дерваттом. Когда у Дерватта началась депрессия, он уехал в Грецию и утонул на одном из греческих островов. Его лондонские друзья были потрясены, тем более что Дерватт словно растворился в воздухе – тело так и не нашли. Дерватту было около сорока, он лишь недавно обрел славу крупного живописца, и, по общему мнению, его лучшие работы были еще впереди. Тому пришла в голову идея использовать способности Бернарда Тафтса, начинающего художника, чтобы писать картины под Дерватта и выдавать их за подлинники.

– Почему ты улыбаешься? – спросил Тома Эд.

– Представил себя на исповеди. Наверняка священник предложил бы мне изложить все это на бумаге.

Эд расхохотался, запрокинув голову.

– Нет, он сказал бы, что ты все сочинил.

– Нет, – смеясь, возразил Том. – Он сказал бы…

В соседней комнате зазвонил телефон.

– Извини, Том. Я ждал этого звонка. – Эд выскочил из комнаты.

Пока он отсутствовал, Том разглядывал книги в библиотеке. Множество книг в твердом переплете и в мягких обложках теснились на стеллажах, занимающих две стены от пола до потолка. Том Шарп[78] и Мюриэл Спарк[79] тут стояли почти бок о бок. С тех пор как Том гостил у Эда последний раз, тот успел обзавестись вполне приличной мебелью. Откуда он родом? Из Хоува?[80]

Том подумал об Элоизе. Что она сейчас делает? В Марокко уже почти четыре вечера. Чем скорее она уедет из Танжера в Касабланку, тем лучше…

– Все в порядке. – Эд вернулся, на ходу натягивая красный свитер поверх рубашки. – Я отменил пару маловажных встреч и теперь свободен до конца дня.

– Тогда сходим в Бакмастер? – Том поднялся на ноги. – Когда галерея закрывается? В половине шестого? В шесть?

– В шесть, насколько я помню. Сейчас, я только уберу в холодильник молоко, с остальным ничего не случится. Если хочешь что-нибудь повесить на вешалку, в шкафу с левой стороны осталось место.

– Я повесил запасные брюки на спинку стула – пока сойдет и так. Давай поторопимся!

В прихожей Эд надел плащ и повернулся к Тому:

– Ты собирался поговорить о двух вещах. Что-то насчет Цинтии?

– Ах да… – Том начал застегивать тренч. – Хотел поделиться кое-какими размышлениями. Цинтии, разумеется, известно, что труп, который я кремировал, принадлежит Бернарду, а не Дерватту. В общем, ты сам это знаешь. И с ее точки зрения, я еще раз надругался над Бернардом, присвоив его телу чужое имя.

– Но знаешь, Том, за все эти годы она не сказала нам ни слова. Ни мне, ни Джеффу. Она просто игнорирует нас. Ну и мы к ней не лезем.

– У нее никогда не было возможностей, которые ей сейчас предоставил Дэвид Притчард, – возразил Том, – этот полоумный садист, обожающий совать нос в чужие дела. Как ты не понимаешь, она запросто может использовать его в своих интересах. Что она и делает.

Такси привезло их на Олд-Бонд-стрит, прямо к светящейся приглушенным светом витрине галереи, с благородной отделкой из меди и темного дерева. Том заметил, что у резной двери до сих пор та же самая до блеска отполированная медная ручка. По краям огромной старинной картины в витрине стояли две кадки с пальмами и не давали заглянуть внутрь.

Управляющий, молодой человек лет тридцати, по имени Ник Холл, о котором Тому уже рассказывали, разговаривал с каким-то пожилым джентльменом. Ник был крепкого сложения, черноволос и, по-видимому, имел привычку скрещивать руки на груди.

Том заметил, что на стенах развешана довольно посредственная современная живопись, причем не одного художника, а скорее трех-четырех. Том с Эдом встали в сторонке, дожидаясь, пока Ник закончит разговор. Наконец Ник вручил пожилому джентльмену визитную карточку, и тот откланялся. Других посетителей в галерее не было.