Мистер Рипли под водой

– Мистер Бэнбери, добрый день! – Ник двинулся им навстречу, широко улыбаясь.

На первый взгляд он производил впечатление прямодушного человека. И, судя по радостному приветствию, они с Эдом поддерживали хорошие отношения.

– Привет, Ник. Позволь представить тебе моего друга. Том Рипли – Ник Холл.

– Приятно познакомиться, сэр. – Ник улыбнулся Тому. Он не протянул руки, но отвесил легкий поклон.

– Мистер Рипли приехал всего на несколько дней и хотел бы осмотреться здесь, познакомиться с вами и, возможно, присмотреть для себя парочку картин.

Эд вел себя непринужденно, и Том старался попадать ему в тон. Видимо, Ник никогда раньше о нем не слышал. Отлично. Такое положение дел устраивало Тома куда больше (и было гораздо безопаснее), чем прошлая ситуация, с Леонардом, тогдашним управляющим, который был в курсе перевоплощения Тома в Дерватта и сам проводил пресс-конференцию в служебной комнате.

Том с Эдом прошли в соседний зал (выставочных залов в галерее было всего два) и принялись разглядывать развешанные по стенам пейзажи в стиле Коро. Несколько полотен стояли в углу, прислоненные к стене. Том знал, что еще больше пылится в служебной комнате за обшарпанной белой дверью, где когда-то проходила пресс-конференция – а точнее, даже две, – с ним самим в роли художника Дерватта.

Пользуясь тем, что Ник не мог их слышать, Том попросил Эда осторожно разузнать у него, не спрашивал ли кто на днях о Дерватте.

– И еще, я бы хотел взглянуть на книгу посетителей, проверить, кто там расписывался в последнее время. – Том подумал, что это как раз в духе Дэвида Притчарда – оставить здесь свою метку. – Во всяком случае, владельцам Бакмастерской галереи – я имею в виду тебя и Джеффа – известно, что меня интересует Дерватт, n’est-ce pas?[81]

Эд позвал Ника.

– В данный момент я могу вам показать шесть «Дерваттов», сэр. – Ник одернул полы практичного серого пиджака и расправил плечи, словно предвкушая крупную сделку. – Конечно, теперь я припоминаю ваше имя. Пройдемте туда, пожалуйста.

Ник расставил картины на стульях, прислонив к спинкам. Все полотна были работы Бернарда Тафтса; две Том отлично помнил, четыре видел впервые. Больше всего ему понравилась «Кошка в полдень» – почти абстрактная работа в теплых красновато-коричневых тонах, обнаружить на которой рыжевато-белую спящую кошку удавалось не сразу. Затем «Вокзал в Нигде» – прелестная композиция из голубых, коричневых и желтых пятен, с белесой глыбой на заднем плане, вероятно обозначающей железнодорожный вокзал. И наконец, двойной портрет – «Сестры в ссоре», типичный Дерватт, хотя, судя по дате, написан Бернардом Тафтсом: две женщины с разверстыми ртами в гневе уставились друг на друга. Дерваттовские множественные очертания силуэтов порождали иллюзию движения, даже крика, а динамичные красные штрихи – излюбленный прием Дерватта, взятый на вооружение Бернардом, – намекал на гнев и на расцарапанную в кровь кожу.

– Сколько вы хотите за эту картину?

– «Сестры» стоят где-то около трехсот тысяч, сэр. Я могу проверить. Если вы решите ее купить, я должен буду заранее уведомить еще пару человек. Эта картина довольно известна. – Ник снова улыбнулся.

Том не хотел бы, чтобы эта картина висела у него дома. Он спросил цену просто так, из любопытства.

– А сколько стоит «Кошка»?

– Немного больше. Это тоже известная картина. У нас есть на нее покупатели.

Том и Эд обменялись взглядами.

– Ты наконец-то запомнил цены, Ник, – добродушно заметил Эд. – Очень хорошо.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– А часто интересуются Дерваттом? – спросил Том.

– Мм… Не очень. Это дорогой художник. Его картины – предмет нашей особой гордости.

– Самая крупная жемчужина в нашем ожерелье, – добавил Эд. – Сюда заходят даже люди из «Тэйт» и «Сотбис» посмотреть, что новенького нам принесли для перепродажи. Но нам здесь аукционисты не нужны.

Том подозревал, что Бакмастерская галерея проводит аукционы в своем стиле: просто уведомляя потенциальных покупателей. Ему нравилось, что Эд Бэнбери свободно говорит в присутствии Ника Холла. Это создавало впечатление, что Эд и Том – старые друзья, арт-дилер и клиент. Немного странно было называть Эда и Джеффа арт-дилерами, хотя они действительно выбирали картины для продажи, а также устраивали выставки художников, которых считали перспективными. Том знал, что их решения часто основывались на конъюнктуре рынка или прихотях моды, но они были достаточно удачны, и это позволяло не только оплачивать аренду помещения на Олд-Бонд-стрит, но и получать неплохую прибыль.

– Как я понимаю, – сказал он Нику, – на чердаках больше не находят новых картин Дерватта?

– На чердаках? Нет! Это… Это вряд ли возможно, сэр! За последний год, если не больше, не обнаружили даже новых эскизов.

Том задумчиво кивнул.

– Мне нравится «Кошка». Я подумаю, могу ли себе ее позволить.

– У вас уже есть… – Ник наморщил лоб, видимо напрягая память.

– Две, – кивнул Том. – «Мужчина в кресле» – моя любимая, и «Красные стулья».

– Да, сэр. Я уверен, что это зафиксировано в наших ведомостях.