Мистер Скеффингтон

Впрочем, вскоре Кондерлей вернулся, да ему ничего другого и не оставалось: идти больше было некуда. Присоединиться к группе из трех сестер он не мог, потому что сердился на Одри; присоединиться к теще и Фанни не мог, потому что с Фанни-то, с ее бездумных оговорок, с ее фамильярности проблемы как раз и начались. И Кондерлей вернулся к тестю и сел рядом с ним на диван. Майор Кукхем успел пораскинуть умом: к отповеди насчет времен королевы Виктории подошел с позиций человека простого (наверняка, решил майор, Одри дала бедняге Джиму на обед нечто неудобоваримое): зато теперь ничто не мешало возобновить разговор о Фанни, чем он немедленно и занялся.

– Надо же – Одри ей симпатизирует, – произнес Кукхем раздумчиво, продолжая помешивать чай.

Посыл этой фразы сильно раздосадовал Кондерлея.

– Судя по всему, ей симпатизирует и моя теща, – бросил Кондерлей с излишней резкостью и взглянул на две фигуры у окна, явно увлеченные разговором, о чем бы он ни был.

Майор Кукхем проследил за его взглядом и согласно кивнул. Ишь как склонились друг к дружке – будто всю жизнь знакомы. А ведь, кажется, второй такой несхожей пары и не подберешь (майор имел в виду румянец обеих дам: естественный у своей жены и искусственный – у леди Франсес).

– Они как бы уравновешивают друг друга, – заметил майор Кукхем, все помешивая чай, и Кондерлей, вообще-то не склонный подозревать людей в дурных мыслях, едва не просверлил его взглядом.

Тут возле окна наметилось движение. Миссис Кукхем повернула голову, улыбнулась, встала и прошла к мужу и зятю.

– Тед, ступай займи леди Франсес, – сказала она. – Мне тоже хочется поговорить с Джимом.

Миссис Кукхем обожала Кондерлея, а он бо́льшую часть времени обожал свою тещу, но только не в настоящий момент. В настоящий момент Кондерлею были противны все без исключения. Вот почему, когда майор Кукхем удалился, когда, с легким поклоном, как бы спрашивая разрешения, он сел подле Фанни, а миссис Кукхем с нежностью положила ладонь на его руку и произнесла: «Итак, Джим?» – ответом ей было максимально сухое: «Итак, мама?», – Кондерлей сидел, словно шомпол проглотив, никак не реагируя на тещину ласку.

– Я в восторге от твоей Фанни, Джим, – сообщила миссис Кукхем, устраиваясь рядом с Кондерлеем.

– Фанни принадлежит мне не более, чем, к примеру Одри, – с раздражением произнес Кондерлей.

– Тогда я в восторге от обеих ваших Фаннь – и да простят меня преподаватели английской грамматики. Фанни мне все-превсе рассказала.

– Неужели?

– Похоже, ей в жизни нелегко пришлось.

– Неужели?

– А ты разве не знал? – с удивлением спросила миссис Кукхем.

– Откуда же мне знать?

– Но ведь она твоя подруга, Джим. Ах, я забыла – она еще и подруга Одри. Не ершись, дорогой. Ты сегодня немножко не в духе, верно? – И миссис Кукхем слегка потрепала зятя по руке, однако, не получив отклика, вернула собственную руку к себе на колено, где ей и надлежало пребывать, ибо мадам всегда с большой чуткостью улавливала настроения мужчин. – Нет, Фанни не жаловалась, – продолжила миссис Кукхем после паузы, в течение которой недоумевала, чем таким неудобоваримым Одри накормила милого Джима в обед, ибо в представлении благодушных Кукхемов любой, кто нарушал законы учтивости и приятного обращения, был виновен в этом лишь косвенно – основная вина лежала на нездоровой пищеварительной системе нарушителя. – Такая утонченная, любезная дама – и, подумать только, не знала радостей семейной жизни, не родила детей, так рано лишилась супруга…

– Бедняжка, – бросил Кондерлей и сам обмер – настолько желчно получилось. Но, в самом деле, есть же пределы и его терпению. Разве мало он выстрадал со вчерашнего дня? И сколько можно обсуждать Фанни? Сначала о ней трещала Одри, затем тесть, теперь вот теща; неужели нет других предметов для разговора?

Миссис Кукхем обвела его удивленным взором.

– Я думала, она тебе нравится, Джим.

– Она мне нравится? – эхом отозвался Кондерлей.

Как странно звучит – даже досады поубавилось. Яркие, детальные картины прошлого поплыли перед Кондерлеем. Вот интересно, как расценила бы свою фразу миссис Кукхем, если бы картины эти были доступны и ее взору? Пожалуй, просто глазам бы не поверила.

– Разве она была бы сейчас в моем доме, если бы я ей не симпатизировал? – переспросил Кондерлей, на что миссис Кукхем с веселым озорством парировала:

– Ее ведь могла пригласить и Одри. Ты сам сказал, что Фанни – подруга Одри в той же степени, что и твоя…

До чего они оба сегодня несносны – что тесть, что теща, подумал Кондерлей, ибо крыть ему было нечем.