На слдующее утро онъ, казалось, ршился на что-то. Лицо его за эти дни совершенно измнилось, оно было блдно и неподвижно, и глаза его были безжизненны. Онъ нсколько разъ проходилъ порядочный конецъ по улиц, прежде чмъ замтить, что фуражка его осталась въ гостиниц; въ такихъ случаяхъ онъ по обыкновенію говорилъ самому себ, что этому надо положить конецъ; и, говоря это, онъ крпко сжималъ руки.
Вставъ въ среду утромъ, онъ изслдовалъ прежде всего свою маленькую скляночку, встряхнулъ ее, понюхалъ и снова закупорилъ ее. Посл этого, одваясь, онъ снова по старой привычк занялся тми долгими, своеобразными сцпленіями мыслей, которыя безпрерывно поглощали его и никогда не оставляли въ поко его усталую голову. Съ безумной, неслыханной быстротой совершалъ его мозгъ свою работу; онъ былъ такъ возбужденъ и охваченъ такимъ отчаяніемъ, что часто съ трудомъ удерживалъ слезы, а въ душ его тмъ временемъ тснилась тысяча разныхъ вещей.
Да, слава Богу, у него остается еще его маленькая скляночка! Она пахнетъ миндалемъ, я растворъ прозраченъ какъ вода. Ахъ, да, скоро прибгнетъ онъ къ ней, очень скоро, разъ уже нтъ иного выхода. Вдь это будетъ конецъ! А почему бы нтъ? Онъ такъ нелпо и такъ давно грезилъ о какомъ-то подвиг тутъ на земл, о чемъ-то, что должно было "само собою" явиться къ нему, о дяніяхъ, на которыя будутъ молиться вс эти плотоядные… и все это обернулось такъ скверно; задачи своей онъ не выполнилъ, почему же не прибгнуть ему къ раствору? Вдь надо только проглотить его безъ лишнихъ гримасъ. Да, да, онъ это сдлаетъ, когда придетъ время, когда пробьетъ часъ.
И Дагни одержитъ побду…
Какъ оно всесильно, это созданіе! Какъ понимаетъ онъ того несчастнаго, который не пожелалъ жить безъ нея, съ его "сталью" и съ его "послднимъ нтъ": онъ уже не удивлялся ему; бднякъ выбралъ именно это, и что же оставалось ему больше?.. — Какъ сверкнутъ ея синіе глаза, когда и я пойду тмъ же путемъ! но я люблю тебя, люблю тебя даже за это, не только за твое добро, но и за зло твое. Ты мучаешь меня превосходствомъ твоихъ силъ надъ моими…. зачмъ же ты все-таки переносишь то, что у меня остается еще хоть одинъ глазъ? Ты должна бы взять и второй, да, оба! Ты не должна бы переносить, чтобы я гулялъ на свобод по улиц и имлъ бы кровъ надъ головою. Ты вырвала изъ моихъ рукъ Марту, а все же я люблю тебя, и ты знаешь, что все-таки я тебя люблю, и ты издваешься надъ этимъ, а я даже и за то люблю тебя, что ты издваешься. Можешь ли ты требовать большаго? Этого ли еще мало? Я люблю твои длинныя, блыя руки, твой голосъ. твои свтлые волосы, твой духъ и твою душу я люблю больше всего на свт, и отъ этого мн не уйти, и передъ этимъ я безпомощенъ, да поможетъ мн Богъ! Да, если бы ты была еще зле, если бы ты отъ всего сердца издвалась надо мной и высмивала меня, что же изъ этого, Дагни, разъ я люблю тебя? Я не смотрю на то, отчего и для чего ты что-нибудь длаешь; по-моему, длай, что вздумаешь, ты отъ этого не станешь мене прекрасной мене достойной любви въ моихъ глазахъ; въ этомъ признаюсь я охотно. Я почему-то обманулъ твои ожиданія, ты нашла меня жалкимъ и гадкимъ, ты считаешь меня способнымъ на всякую гадость: если бы я могъ какимъ-нибудь обманомъ прибавить себ росту, я бы это сдлалъ! Да, ну и что же? Разъ ты это говоришь, то это такъ и есть для меня, и увряю тебя, моя любовь во мн ликуетъ, когда ты говоришь даже это. Даже когда ты считаешь меня мало значительнымъ человкомъ, или поворачиваешь мн спину, не отвчая мн на вопросъ, или пытаешься нагнать меня на улиц. чтобы унизить меня, даже тутъ мое сердце содрогается любовью и рвется къ теб. Пойми меня, я теперь никого изъ насъ не обманываю: по мн даже все равно, смешься ли ты надо мной или нтъ; это не измнитъ моего чувства; такъ-то. И если когда-нибудь я найду алмазъ, я назову его Дагни, потому что одно уже имя твое гретъ меня радостью. Я иду дальше: безпрерывно хотлъ бы я слышать твое имя, хотлъ бы слышать, какъ это имя повторяютъ вс люди и вс зври, и вс горы и звзды: я хотлъ бы быть глухимъ ко всему остальному и только чтобы раздавалось въ моихъ ушахъ твое имя, какъ одинъ безконечный звукъ, день и ночь и всю мою жизнь. Я хотлъ бы создать новую присягу въ твою честь, присягу, для всхъ народовъ всего міра, только чтобы чествовать тебя. И если бы я согршилъ ради этого и Богъ предостерегъ бы меня, я бы сказалъ: запиши это за мною, поставь мн на счетъ, я уплачу, когда придетъ время и часъ пробьетъ…