Мистерии (пер. Соколова)

— Я васъ не понимаю; иногда, слушая васъ. я спрашиваю себя, вполн ли вы въ своемъ ум. Простите, что я говорю это… Вы всегда наводите на меня какое-то безпокойство, какое-то волненіе, и, чмъ дальше, тмъ больше; вы переворачиваете вс мои понятія обо всемъ, безразлично, о чемъ бы вы ни говорили; вы перевертываете вс вещи вверхъ ногами. Какъ это можетъ быть? Я никогда и никого не встрчала. кто бы до такой степени сбивалъ меня съ толку относительно всего, въ чемъ я убждена, что только есть во мн. Скажите мн: насколько сами ни врите въ то, что вы говорите? Въ чемъ состоятъ ваши задушевныя убжденія?

Она говорила такъ серьезно, такъ тепло, что озадачила его.

— Если бы у меня былъ Богъ, — сказалъ онъ наконецъ, — какой-нибудь Богъ, который былъ бы истинно высокъ и святъ для меня, я бы поклялся этимъ Богомъ, что я искренно думаю все то, что высказывалъ вамъ, безусловно все; и что я предпочитаю поступать такъ, даже если и смущаю васъ этимъ. Въ прошлый разъ, когда мы гуляли съ вами, вы назвали меня воплощеннымъ противорчіемъ всему, что думаютъ другіе люди; мы тогда говорили о гальванической цпочк, или о чемъ? о норвежскихъ сказкахъ, что ли? Да, это правда; я согласенъ. что я — воплощенное противорчіе. Почему, я и самъ не понимаю. Но съ другой стороны я не въ состояніи понять, какъ вс другіе люди не думаютъ обо всемъ такъ же, какъ я. Такими послдовательными, такими прозрачными кажутся мн вопросы и такъ ослпительно ясна для меня ихъ взаимная связь. Вотъ мои задушевныя убжденія, фрейлейнъ; если бы я могъ довести васъ до того, чтобы вы врили мн теперь и навки!

— Теперь и навки? Нтъ, этого я не общаю.

— Вотъ поэтому мн именно теперь такъ безконечно этого и хочется, — сказалъ онъ.

Они пришли въ лсъ, они шли такъ близко другъ къ другу, что часто соприкасались локтями, а въ воздух было такъ тихо, что, хотя они говорили чуть слышно, они все-таки слышали другъ друга. Отъ времени до времени щебетала какая-нибудь птичка.

Вдругъ онъ остановился, и она невольно остановилась вмст съ нимъ.

— Какъ я тосковалъ по васъ эти три дня! — сказалъ онъ. — Нтъ, нтъ, не пугайтесь; я вдь почти ничего не сказалъ, и я ничего не достигну. Нтъ, настолько вдь я не заблуждаюсь. Впрочемъ, вы, можетъ быть, меня не понимаете; я началъ неврно и проболтался; я говорю то, чего вовсе не хотлъ сказать…

Когда онъ смолкъ, она сказала:

— Какой вы сегодня странный!

Затмъ она хотла итти дальше. Но онъ снова задержалъ ее:

— Милая фрейлейнъ, подождите немножко! Имйте ко мн нкоторое снисхожденіе сегодня! Я боюсь говорить; я боюсь, что вы перебьете меня и скажете: уйдите! И все-таки я это обдумалъ въ долгіе часы безсонницы.

Она съ удивленіемъ посмотрла на него и спросила:

— Но въ чемъ же дло?

— Въ чемъ дло? Можно сказать вамъ простыми словами, въ чемъ дло? Дло въ томъ… что… что я люблю васъ, фрейлейнъ Килландъ. Да; и, собственно, не понимаю, чмъ это можетъ удивлять васъ? Вдь я человкъ изъ плоти и крови, я встртилъ васъ и плненъ вами; все это вовсе не такъ удивительно! Другое дло, правда, что я, можетъ быть, не долженъ былъ бы признаваться вамъ въ этомъ.

— Нтъ, вы не должны были этого длать.

— Да, но до чего не доходишь? Я васъ даже порочилъ изъ любви къ вамъ, я называлъ васъ кокеткой и пытался васъ унизить только затмъ, чтобы утшить и поддержать себя, потому что я зналъ, что вы для меня недосягаемы. И вотъ я васъ встрчаю въ пятый разъ и на этотъ разъ не могъ сдержать себя, хотя это могло случиться и въ первую встрчу. Кром того, сегодня день моего рожденія, мн двадцать девять лтъ, и я почувствовалъ радость и заплъ съ того самаго мгновенія, когда утромъ открылъ глаза. Я думалъ, — конечно, смшно, что можно додуматься до такихъ вещей, — но я все-таки думалъ про себя: если ты сегодня встртишь ее и признаешься во всемъ, то это, быть можетъ, не повредитъ теб, потому что все-таки сегодня день твоего рожденія; ты вдь можешь разсказать ей объ этомъ и она, можетъ быть, охотне проститъ тебя въ такой день. Вы сметесь? Да, это смшно, я знаю; но все это, однако ни къ чему: я приношу вамъ свою дань такъ же, какъ и другіе.

— Однако грустно, что съ вами это случилось сегодня, — сказала она, — въ этомъ году вамъ не посчастливилось въ день вашего рожденья. Больше я ничего не могу вамъ сказать на это.