MITI and the Japanese Miracle: The Growth of Industrial Policy, 1925-1975

Некоторые японские журналисты высказываются еще более резко. Группа специалистов по экономике из Mninic/ii называет дискуссионные советы "уловками", не обращая внимания на то, что у советов нет независимых штатов и что все представленные им предложения были заранее одобрены министерством-спонсором. С другой стороны, они считают, что наиболее важные советы в экономической сфере - Экономический совет (Iteizai Shingikai) при Агентстве экономического планирования, Совет по промышленной структуре (Sangyö Közö Shingikai) при МФТИ и Совет по иностранному капиталу (Gaishi Shingikai) при Министерстве финансов - не являются простыми "украшениями". '" В отношении одного из них, Совета по иностранному капиталу, Клуб юристов МФТИ не согласен, полагая, что, по крайней мере, до либерализации капитала он был трио ка-курем - волшебной накидкой феи, наброшенной на что-то (в данном случае на влияние МФТИ на все предприятия иностранного капитала в Японии) в надежде сделать его невидимым".

Если эти критические замечания справедливы, то можно спросить, почему сам Демет не выполняет жизненно важные задачи по написанию и обсуждению законов. Ответ заключается в том, что японский парламент не является "рабочим парламентом" в понимании Вэ- бера, "тот, кто контролирует администрацию, совместно участвуя в ее работе". Самые важные дела правительства делаются в другом месте и ратифицируются только в Сейме". Как мы уже неоднократно подчеркивали, в парламенте все решается с помощью ратификации.

Она сохранилась и была усилена из-за тяжелого периода послевоенного восстановления. В конце 1940-х - начале 1950-х годов бюрократия боролась за свою политику и против вмешательства не слишком компетентных политических партий того времени, ссылаясь на старую идею о том, что бюрократия отстаивает национальные интересы, а политические партии - только местные, конкретные или эгоистичные интересы. Считалось, что общая мудрость находится в государстве, а конкретная - в обществе, - политическая философия, которая была совсем не чужда Японии, в отличие от некоторых демократических институтов, основанных SCAP Лодзима Акира прослеживает эту идеологию в монополии государства в эпоху Мэйдзи на установление "орто-доксии общественных интересов", а все, что не было так обозначено, по определению являлось частью частных интересов и поэтому подчинялось им".

Группы интересов существуют в Японии в огромном количестве, но нет никакой теории плюрализма, которая узаконила бы их политическую деятельность. До войны партии развивали свою силу, представляя правительству интересы частных лиц, и это наследие также перешло к их послевоенным преемникам. Одна из причин, по которой принимается так мало законопроектов частных членов, заключается в том, что практически все они основаны на обращениях избирателей или призваны служить каким-то особым целям. Многие партийные политики сами принимают ортодоксальную точку зрения о вертикальной взаимосвязи между деятельностью государства и их собственной активностью. "Они склонны, - пишет Кэмпбелл, - воспринимать избирателей как людей, движимых почти исключительно партикулярными желаниями, а не озабоченных вопросами широкой социальной политики".

Хотя японские отношения между исполнительной и законодательной ветвями власти могут разочаровать либералов, с точки зрения государства развития они имеют некоторые скрытые преимущества. В послевоенном мире Сейм заменил императорский институт в роли того, что Титус назвал "верховным ратификатором", органом, который узаконивает решения, принятые в других местах". Как и император в соответствии с Конституцией Мэйдзи, Сейм является публичным центром суверенитета, но то же самое расхождение, которое существовало ранее между авторитетом и властью, сохраняется, и по крайней мере по некоторым из тех же самых причин. Однако есть одно существенное отличие: Сейм выполняет эти жизненно важные функции гораздо более безопасно, эффективно и демократично, чем когда-либо выполнял прежний институт. Для того чтобы бюрократия могла мобилизовать ресурсы и направить их на развитие тяжелой промышленности, как это было сделано в послевоенной Японии, необходимо было сдерживать притязания групп интересов и отдельных граждан. Хотя политика бюрократии, направленная на обеспечение высоких темпов роста, в конечном счете повысила экономический уровень всех граждан и, возможно, тем самым удовлетворила их разнообразные интересы, сами граждане не консультировались. Средства, законодательство и институты, необходимые бюрократии для реализации своих программ, были приняты теми, кого Уайлдс назвал "марионеточной диетой".