Митрополит Филипп

Как видно, в конце 1567 года преобладающими чувствами в душе Ивана IV были страх и ярость. Ужас перед заговорщиками, которые теперь мерещились ему повсюду, понятен. Но гнев, наверное, сильнее отразился на его натуре. Архимандрит Тихон (Шевкунов) однажды высказался об Иване Грозном: на него слишком сильное впечатление произвело собственное помазание на царство. И верно, характер нервный и впечатлительный, сильный в эмоциях и глубоко воспринимавший символы — глубже, чем саму жизнь, — Иван Грозный мог впасть в обольщение, сказав себе: разве могут благоденствовать, разве могут жить люди, противящиеся воли помазанника Божия? Таким образом, он оторвал самого себя от прочих христиан и самому себе нарисовал иные пределы; в этих пределах для «грозы» хватало простора, а для любви уже не оставалось места. Царь возвышен над всеми подданными — но он такой же христианин. Государь обладает величайшей, никаким законом не ограниченной властью, и лишь отступничество от веры, осознанный выбор того пути, на котором нарушаются Божьи заповеди, мог в русско-византийской традиции дать народу право на неповиновение. Но самодержец точно так же подвержен всем соблазнам и отвечает перед Богом за те же грехи, что и последний нищий в его царстве. Филипп видел: на Ивана Васильевича нашло тяжелое помрачение. В таком состоянии его нельзя благословлять ни на что. В таком состоянии царь может лишь сокрушать Заповеди, увлекая за собой верных слуг и находя советчиков среди злейших из них.

Вся иноческая выучка Филиппа восставала против царских «новшеств». Тысячи дней, проведенных им на благословенных Соловках, тамошняя таинственная красота, духовное братство монахов, близость Бога к очарованным островам говорили митрополиту: «Нельзя тебе становиться на эту сторону! Тут тьма, тут падение. Сколько даров ты получил от Бога! Теперь послужи Ему крепко. Настал час».

Как больно ему было, наверное, становиться против государя! Обычный порядок вещей нарушился. Царь и митрополит, которым следует хранить прочное единство, принуждены были разойтись. Царь отыскал себе скверну — митрополит не последовал за ним.

Итак, узнав о намерениях Ивана IV, Филипп посовещался с епископами, и они договорились «против такого начинания стояти крепце». Но один из архиереев, страдая славолюбием, сообщил царю об их «общем совете». Возможно, это был епископ Филофей Рязанский; однако прямого подтверждения этому предположению нет. А когда пришло время держаться заодно, многие «отпали» от своего прежнего намерения. На соборе некоторые иерархи «страха ради глаголати не смеяху», в то время как другие молчали, «желающе славы мира сего». Никто не решился подступиться к царю с речами, которые шли бы вразрез с его настроением. Тогда один Филипп высказался за всех.

Вот его слова в некотором сокращении: «О, царь! От наших отцов мы унаследовали обычай чтить царя и более всего почитать в нем благоразумие. Престань от такого неугодного начинания!.. Встань крепко на камне веры… Подражай добродетелям, ими же и отец твой царь и великий князь Василий возвысился, благочестием сияя, смирением и любовью. Просветась лучом Божественного Духа, желанием добродетелей! Назидай правой твоей вере деяния благие и жития честность… Люби всех единоплеменных тебе как самого себя…»^{36} Филипп напомнил Ивану Васильевичу о том, что Заповеди требуют любить ближнего, и о том, что еще апостол Павел говорил: «Любовь долготерпит, не радуется о неправде», — и добавил: «Вера… совершается любовью».

Пастырское наставление было мягким. Глава Церкви не обличал государя, ни в чем не обвинял его и не метал громы, но лишь тихо возводил любовь на высокий пьедестал. Он просил царя отказаться от «неугодного начинания», поскольку в этом начинании не усмотрел любви.

Казалось бы, соглашение, заключенное между царем и Филиппом в июле 1566 года, нарушено. Митрополит «вступился» в опричнину. Но ведь и царь, обещавший «советовать» с главой Церкви, начал казни, не слушая его. Выходит, Иван Васильевич первым перестал принимать в расчет договоренности, зафиксированные в «приговоре» 1566 года. Тем самым он снял печать с уст Филиппа.