Митрополит Филипп

Одно лишь беспокоит митрополита: он пастырь, ему жаль паству, которой и далее предстоит страдать. Он не боится душу положить за «словесное стадо», любя его. И перестает Филипп обличать властителя; теперь он лишь молит его, как главного из духовных сыновей своих: перемениться, оставить свирепость, отказаться от неправедных дел.

Но его упованию не суждено сбыться. Царь не слышит его, царь видит в нем мятежника, царь покидает церковь, оставив мысли о митрополичьем благословении…

Новый спор царя и митрополита наводит на печальные мысли. Вот два человека, чью волю ни на йоту не поколебало жестокое столкновение. Один из них, Филипп, не может ничего изменить: он следует путем, на который поставил его Бог. Он лишь может на этой дороге быть лучше или хуже, слабее или сильнее, тверже или мягче. Но суть его позиции в любом случае должна остаться неизменной. Ему нельзя сделать ни шагу в сторону. А вот царю это вполне позволительно. В его воле побороть и ужас перед заговорщиками, и гнев, клокочущий в сердце. Иван Васильевич мог бы тогда смягчить режим опричных репрессий, прервать бесконечную череду убийств. Что произошло бы? Из 369 человек, которые легли в гроб до 6 июля 1568 года, осталось бы в живых 100, 200 или 250. А за ними не отправились бы на вечный покой еще десятки и сотни жертв, казненных по тому же делу позднее: бабы, холопы, слуги убитых аристократов, их детишки. Перевернулась бы земля Русская от такого милосердия? Восстала бы над нею гидра бунта? Неясно даже, за всеми ли их господами числится вина, был ли заговор. Но душа царя достигла той стадии помрачения, когда любые слова о покаянии, об «изменении ума» воспринимались как препятствие на пути, а любое возражение вызывало неистовое бешенство.

Стихия гнева темна. Многие и много говорят о каком-то «праведном гневе». Наверное, он существует. Только вот беда: отдавшись стихии гнева, человек перестает владеть собой. И если вначале он, быть может, следовал правильным маршрутом, то потом сильные течения, подхватившие его в пучине, несут куда придется, без толка и смысла. Бездна ярости — место, способное лишить ясного ума кого угодно: хоть царя, хоть нищего, хоть праведника, хоть неподкупного судью… А вместе с умом повреждается и образ Божий, заключенный в каждом из нас. Гнев потому безобразен, что образ Отца Небесного растворяется в его едкой субстанции, а вместо него застывает гримаса чудовища, порождения преисподней.

Вот, думается, главный смысл, показанный людям свыше через притчу об опричнине и благочестивом государе, павшем низко. Сам Богом данный царь, как и всякий другой человек, оказался подвержен страстям, которые не смог удержать в узде. Страх породил ярость. Ярость породила жестокость. Жестокость убила любовь, смирение, милосердие. Был добрый христианин, а вышел ходячий индекс тяжких грехов. И весь народ видит, как опускается он во тьму.

Государь — на виду: и для современников, и для далеких потомков.

Хороший урок. Дорогой, но ценный.

Очень трудно определить дату большой ссоры Ивана Васильевича и Филиппа. На этом стоит остановиться подробнее, поскольку от датировки столкновения многое зависит в соотнесении других событий, принадлежащих биографии святителя.

Итак, одна редакция Жития сообщает: «В день недельный (воскресный. — Д. В.) святитель Филипп службу божественную совершал во святилище, изрядно предстоя алтарю по чину Захарии пророка…» В другом варианте находим все то же самое до последних слов: «…по чину Захарии и Аарона…»

В православном календаре у каждого христианского святого (в том числе у библейских пророков и праотцев) есть день (или дни) поминовения, когда во имя его читается акафист[83], особая молитва или хотя бы имя его произносится во время богослужения. В старину нередко вместо слов: «такого-то числа» — говорили: «На память такого-то святого».

Возможно, конфликт между царем и митрополитом произошел «на память» Захарии и Аарона. Остается определить, кого именно имел в виду автор Жития. В те времена память персон с именем «Захария», попавших в святцы, отмечалась в разные дни.

Во-первых, поминовение Захарии, одного из «малых пророков», относится к 8 февраля. Во-вторых, Захарию Праведного, священника Иерусалимского храма и отца Иоанна Предтечи, поминают 5 сентября, и он также считается пророком, хотя и не входит в число «больших» и «малых» пророков, чьи книги попали в Ветхий Завет. В-третьих, целых два Захарии, но не пророки, поминаются 24 марта: Захария-постник Печерский да древний затворник Захария Отверстый. Есть еще Захария, патриарх Иерусалима на рубеже VI–VII веков (поминается 21 февраля), но он на Руси был мало известен да к тому же не являлся пророком, поэтому его можно сразу исключить.

Память библейского праотца Аарона приходится на 20 июля.