Митрополит Филипп

В. А. Колобков выбрал из списка оставшихся персон Захарию-затворника, память которого приходится на 24 марта^{42}. С первого взгляда видны резоны этого решения: летом 1568 года в Новодевичьем монастыре произошло последнее столкновение Филиппа и царя Ивана Васильевича, оно имеет четкую датировку. Во второй половине ноября 1567 года Иван IV вернулся из неудавшегося похода, и вскоре начался собор, дата которого (начало декабря 1567 года) также хорошо обоснована. Новгородская вторая («Архивская») летопись приурочивает начало вражды царя и митрополита к 22 марта. Допустим, летописец допустил незначительную ошибку в двое суток, и 24 марта наилучшим образом подходит как дата большого конфликта. Но резоны эти рассыпаются при ближайшем рассмотрении. Прежде всего ни Захария-постник, ни Захария-затворник не были пророками. Кроме того, память Аарона никак не связана с 24 марта. Следовательно, утверждение, что эта дата и есть искомая, хотя и не отвергается полностью, но ставится под сомнение.

Еще меньше подходит память Захарии-пророка, отца Иоанна Предтечи, поскольку падает на сентябрь, то есть отмечается позже событий, которые Житие ставит ранее второго обличения Филиппа в Успенском соборе.

Остается Захария — «малый» пророк. 8 февраля вполне укладывается в хронологию действий Филиппа, поднявшегося против опричнины. Допустим, в декабре прошел собор, где Филипп выступил против нее. В январе он впервые осудил Ивана Васильевича в Успенском соборе. Тогда в феврале могла состояться новая попытка царя получить митрополичье благословение, опять завершившаяся неудачей. Захария — видная фигура в православном вероучении, ибо он предсказал приход Иисуса. Для начитанного книжника событие, случившееся в день его почитания, исполнено особого смысла. Нет никакого «чина службы» Захарии-пророка. Однако в Книге Захарии, вошедшей в Ветхий Завет, есть намек на то, как понимать эти слова. Захарии было видение Иисуса в образе иерея, стоящего перед ангелом Господним: «И показал он мне Иисуса, великого иерея, стоящего пред Ангелом Господним, и Сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему» (Зах. 3:1). И далее в пророчестве вновь говорится об Иисусе как о царе-священнике: «Он создаст храм Господень и примет славу, и воссядет и будет владычествовать на престоле Своем; будет и священником на престоле Своем, и совет мира будет между тем и другим» (Зах. 5:13). Между тем читатель застает Филиппа как раз в момент священнослужения в главном храме Русской земли. Что же касается Сатаны, препятствующего Иисусу, то тут не было намека на Ивана IV. В данном случае автор Жития имел в виду совершенно другое: на протяжении всего пребывания Филиппа в митрополичьем сане Сатана, недовольный тем, что «было во царствующем граде Москве и во всех местах благочестие великое», бродит рядом и «рыкает», разыскивая способ нарушить согласие в людях, мир и покой. Этот мотив проходит через значительную часть Жития и, как видно, в косвенной форме относится и к данному отрывку. Таким образом, автор проводит сложное, предназначенное для знатоков Священного Писания сравнение пастырской жертвы священнослужителя Филиппа и жертвы Иисуса, священника «на престоле Своем».

Итак, 8 февраля — более вероятная дата второй обличительной речи митрополита Филиппа в Успенском соборе. Но тут есть важный контраргумент: в этот день не отмечается память праотца Аарона.

Есть ли хотя бы один день, когда одновременно поминают Аарона и Захарию? Да, есть. В декабре, перед Рождеством Христовым, празднуются недели Святых Праотцев и Святых Отцов. И вот тогда-то два этих имени встречаются вместе. Но в обоих случаях список поминающихся имен огромен, Аарон и Захария теряются в нем. Не видно причины, по которой автор средневекового агиографического сочинения мог бы выделить их из общего перечня.

Таким образом, вариант, при котором все три выступления Филиппа — на соборе и дважды в Успенском храме — укладываются в декабрь и, следовательно, конфликт между царем и митрополитом развивается с необыкновенной стремительностью, не имеет под собой серьезных оснований.