Митрополит Филипп

Между тем у Г. П. Федотова нашлись духовные преемники и продолжатели. Н. В. Первушин пишет в статье о святом Филиппе, опубликованной в эмигрантском «Вестнике русского христианского движения»: «Какой глава российской церкви открыто, последовательно до конца своего служения разоблачал насилие над русским народом, призывал светскую власть прекратить жестокости и преследования, зная, что это неминуемо приведет к его смертной муке? Именно заступничество митрополита за русских людей, убиваемых и терзаемых по приказу Ивана IV, открытое осуждение с амвона Успенского собора бесчеловечных поступков царя против его же подданных делает св. Филиппа особым святым и ставит его на особое место в синодике жертв русского духовенства»^{52}. Справедливости ради надо сказать: Первушин выразил эту мысль гораздо мягче и осторожнее, чем Федотов.

Некоторые историки и публицисты связывали выступление митрополита Филиппа против Ивана IV с теми репрессиями, которые обрушились на его собственную родню. Князь Андрей Курбский, сбежавший от Ивана Грозного и перешедший на службу к польско-литовским государям, обвинял царя в погублении рода Колычевых: «Потом уничтожил он семейство Колычевых, также просвещенных и выдающихся… людей… А уничтожил он их по той причине, что очень рассвирепел на их дядю, архиепископа Филиппа, обличавшего его в преступных беззакониях». Далее князь-перебежчик пишет: «Этих Колычевых в роду несколько десятков (другой перевод — «около десяти». — Д. В.) было: были среди них мужи храбрые и выдающиеся, иные из них были удостоены думного чина, а другие ходили в воеводах. И вырублены они всем родом»^{53}. По свидетельству Курбского, однажды Иван IV, объезжая с карательным отрядом владения И. П. Федорова, взорвал арестованных на нескольких бочках с порохом. Среди них был Иван Борисович Хлызнев-Колычев, чудом уцелевший во время взрыва. Один из опричников, увидев, что он остался невредим, отрубил ему саблей голову. Ее отправили в «подарок» митрополиту Филиппу.

Так не сыграл ли Филипп роль заступника за родичей, приняв «позу» увещевателя о прекращении гонений на невинных?

Этот вопрос непрост. Прежде всего, Курбский пишет о репрессиях, обрушившихся на Колычевых в результате поступков митрополита, а не наоборот. Пишет он во многом неточно. Так, Филиппу принесли голову другого родственника, о чем будет рассказано ниже. Упомянутого же дворянина казнили осенью 1568 года, а к тому времени митрополит уже находился под судом. Кроме того, семейство Колычевых отнюдь не было уничтожено в опричнину. О казнях Колычевых в 1560-е годы вообще известно довольно мало. Двое сановитых опричников из ветви Колычевых-Умных не попали под расследование в связи с делом Федорова-Челяднина и сохранили свое положение. Один из них, как уже говорилось выше, испытал на себе гнев государя: его вместе со свитой ограбили до нитки и чуть ли не голым отправили по морозу из Александровской слободы в Москву. Прискорбный случай. Однако кровь опального не пролилась и думного чина он не лишился. К тому же непонятно, то ли Филипп решил защищать его, то ли сам опричник пострадал из-за обличений митрополита.

В синодиках, содержащих списки репрессированных при опричнине, есть несколько имен представителей рода Колычевых. И. Б. Хлызнев-Колычев (дядя настоящего изменника — Богдана Хлызнева-Колычева) погиб вместе со своим сыном Иваном, а несколько позже казни подвергся некий Василий Колычев[88]. Полагают, что синодики отразили далеко не все имена убитых Колычевых, но это всего лишь гипотеза. Точно известно о связи с «делом» Федорова только Ивана Борисовича Хлызнева-Колычева с сыном, а также об их казни в начале «расследования», когда Филипп только еще размышлял над решением выступить против массовых казней. Но ветвь Хлызневых-Колычевых весьма далеко отстояла от ветви Лобановых-Колычевых, к которой принадлежал Филипп. Их общий прародитель жил в первой половине XV века и был отделен от И. Б. Хлызнева-Колычева и Филиппа четырьмя поколениями. Ни один из источников XVI столетия не сообщает нам о том, что митрополитом руководило родственное чувство.

Остается удовлетвориться следующим выводом: нельзя исключить влияния, оказанного на Филиппа скорбью о замученных родичах, пусть и отдаленных; однако даже для современников оно не было явным и, очевидно, не играло преобладающей роли в решении митрополита обличить царя.

Истинные мотивы выступления Филиппа против царя видны в высказываниях его современников. До наших дней дошли мнения иностранцев, служивших тогда московскому государю, наших старых знакомых Таубе, Крузе и Генриха Штадена.