Митрополит Филипп

Земное странствие митрополита Филиппа получило продолжение за гробом. Церковь знает немало чудес, совершенных через него Богом. Однако первые годы после смерти святителя его почитание было делом неофициальным и даже опасным. Имя Филиппа оставалось до конца правления Ивана IV именем опального человека. Царь никогда, ни единого раза не говорил об оправдании митрополита, о его правоте. Решение церковного суда не пересматривалось. А опричное окружение Ивана Васильевича, естественно, продолжало считать Филиппа «царевым ослушником». Что же касается Соловецкого монастыря, где столько лет провел Филипп, то его братии предстояли испытания.

Летописец, который вели монахи Соловецкой обители, сообщает о «гневе» государя на монастырь из-за митрополита Филиппа. Сторонники канонизации Ивана Грозного считают, что он, дескать, гневался на соловецкие власти, поскольку те «оболгали» митрополита и обрекли его на суровый приговор церковного суда. Более традиционная точка зрения состоит в том, что монарх с недоверием относился к месту, где жили ученики и добрые друзья Филиппа, обличавшего жестокости опричнины. Она-то и более достоверна.

Царь долгое время не давал соловецким монахам избирать настоятеля из своей среды. Десять лет ими правил Варлаам, присланный из Кирилло-Белозерского монастыря. Только в 1581 году на Соловках появился игумен из местных иноков – Иаков, ученик Филиппа.

Но еще при Варлааме, в конце 70-х годов, Иван Васильевич принялся благодетельствовать Соловецкую обитель, наделяя ее богатой милостыней. Туда шли, кроме того, немалые вклады на помин души персон, умертвленных по распоряжению монарха. А в том же 1581 году царь отправил монахам послание, где, среди прочего, говорится следующее: «Смея и не смея челом бью, что если Бога прогневил и вас своих богомольцев раздражил и все православие смутил своими непотребными делы, и за умножение моего беззакония и… многого согрешения моего Богу попустившу варваров христьянство разоряти…» Историк Церкви В.В.Шапошник считает, что «…все это, по-видимому, может свидетельствовать о раскаянии царя за осуждение митрополита Филиппа». Что ж, вывод вроде бы обоснованный.

Но «диалектика души» Ивана Васильевича складывалась и связывалась очень непросто. Определить, о чем он жалел в жизни своей, о чем душа его сокрушалась – задача для историка непосильная, тут надобно спрашивать совета у прозорливого старца…

Да, государь опасался суда той единственной инстанции, которая имела право выносить ему приговор, – небесной. Первый русский царь знал, как выглядит смерть, когда она стоит на расстоянии вытянутой руки. В 1553 году тяжкая болезнь едва не разлучило тело его и душу. Но… в 1569 году он не думал о скорой кончине, ведь ему не исполнилось и сорока лет! Раскаяние придет намного позднее и примет весьма причудливые формы.

В начале 1580-х царю было уже более пятидесяти. В таком возрасте любой нормальный мужчина того времени – как в России, так и в Европе – начинал подумывать о душе и последней черте в грамоте земного существования. Умирали тогда намного раньше, чем в наши дни. Человек, доживший до шестидесятилетнего возраста, казался глубоким старцем. И, кстати, первый русский царь до шестидесяти лет далеко не дотянул…

Итак, в начале 80-х Иван IV уже не молод, его здоровье оставляет желать лучшего, а державные дела могут лишь приводить в расстройство. Величайшая война всей жизни государя – та, что велась за Ливонию, – проиграна вчистую. Поражения последних лет действуют на Ивана Васильевича угнетающе. Но самое страшное заключается в другом. Смерть постигла старшего сына и наследника, притом царь собственноручно нанес ему смертельную рану. И дело даже не в том, что наследовать теперь должен другой сын – блаженный Федор, не очень-то способный к государственным делам. Нет. Хуже другое. По представлениям того времени человек, умерший неестественной смертью (а гибель молодого царевича Ивана, убитого в припадке гнева отцом, несомненно, естественной не являлась), «доживает» за гробом положенный ему срок, превращаясь в опасную нежить. Чем «выкупить» его душу у сил загробных, дабы она не мучилась?

В 1582 – 1583 годах по крупным обителям России рассылаются списки людей, замученных до смерти в опале. Монахи получают огромные вклады и сопутствующие им распоряжение молиться за души покойников.

Шведский дипломат и писатель Петр Петрей де Ерлезунда через двадцать лет объяснит этот шаг следующим образом: от иноков ждали в ответ, чтобы «…они молились, приносили жертву о душе молодого государя и спасли ее из всех преисподних, чтобы злые духи не имели над нею никакой власти, а святые ангелы отнесли ее в рай». Иными словами, в последние годы жизни Иван Грозный не только каялся в совершенных грехах, он прежде всего пытался избавить душу сына от неприятностей на том свете.