Митрополит Филипп

Поэтому в монашеские обители отправлялись произвольные списки усопших – то короче, то длиннее, то с одним составом имен, то с совершенно другим, – а выбор формы поминовения царь равнодушно оставлял за самими монахами. Остается диковатое впечатление: Иван IV просил поминать… все равно кого, лишь бы много. Современный историк Андрей Булычев подводит итог: «”Синодик опальных” оказывался всего лишь своеобразным залогом, при помощи которого монарх надеялся «выкупить» из лап демонов душу погибшего царевича. Изначальная же профанация положенного в его основу официального перечня лиц, уничтоженных в годы правительственного террора, лишала практического смысла любое пополнение его новыми именами после начала кампании по рассылке снятых с него списков (копий – Д.В.) по монастырям». Остается напомнить: в «Синодике опальных» имени митрополита Филиппа нет.

Исходя из всего сказанного, попробуем вновь ответить на вопрос: скорбел ли Иван Васильевич о погубленном пастыре, иноке Филиппе? И нет на него ответа. Во всяком случае, нет точного, однозначного ответа.

Еще до 1581 года Иван Васильевич пережил серьезный психологический кризис. Он относится к 1572 году. Царь ожидал нашествия крымских татар и не имел достаточно сил, чтобы наверняка отбить их. Набег мог окончиться чем угодно: разгромом армии, гибелью державы, его собственной гибелью… Поэтому он перебрался в Новгород Великий с семьею и казной. А на Оке вооруженные силы России собрались для отпора врагу. Ими командовал воевода князь Михаил Иванович Воротынский. Мучимый недобрыми предчувствиями, Иван IV составил «духовную грамоту», т. е. завещание. Царь каялся во множестве грехов, поминая среди них и убийства. Видя Божью кару в «моровом поветрии», а еще того более в неизбежном нападении татар, Иван Васильевич готовился к худшему. Чаша гнева Господня переполнилась, и теперь этот гнев должен был пролиться на царскую голову. То ли наставала смертная пора для государя, то ли для всего государства. Спасти Ивана IV, по его собственным представлениям могло лишь глубокое покаяние, да милость Божья. Вот он и каялся… Как видно, история с митрополитом Филиппом не казалась ему чем-то особенным, – она никак не выделена среди прочих грехов. А само покаянное настроение прервалось добрыми известиями от Воротынского: в августе 1572 года крымцы потерпели поражение и с позором откатились восвояси.

После падения Филиппа Русская церковь испытала от царя еще немало унижений. Убивали по его приказу архиереев и монастырских настоятелей, грабили храмы, заставляли иерархов действовать вопреки канонам. Так, поздние свадьбы Ивана Грозного противоречат правилам, установленным Православной церковью; сейчас находится немало желающих отрицать сам факт совершения свадебных обрядов после третьего и даже четвертого брака, но документы XVI столетия сохранили их «разряды», т. е. подробную роспись участников. Иными словами, у историков нет сомнения в том, что они действительно состоялись, можно привести несомненные тому подтверждения. Доброму православному положено вступать в брак не более трех раз. В качестве исключения церковные власти разрешили Ивану Васильевичу жениться четырежды… а потом уже и забыли, что четвертый брак был исключением, – приспела пятая свадьба, за ней шестая, родня стремительно сменявших друг друга супруг государя получала высокие чины… Новгородского владыку Леонида по воле царя травили собаками, зашив в медвежью шкуру. Погубили святого Корнилия, настоятеля Псково-Печерского монастыря. Глав Русской церкви лишили чести быть погребенными в кремлевском Успенском соборе.

В царствование Ивана IV наша Церковь понесла тяжелые потери. Духовный авторитет ее, высоко вознесенный митрополитом Макарием, упал. Но все-таки люди помнили, что среди архиереев есть пастыри, готовые на смерть ради истины[116]. Их деяниями Церковь вышла из страшных обстоятельств грозненского царствования, не запачкав белоснежных риз.

Душевные движения первого русского царя смутны. О некоторых мотивах его поступках и, тем паче, о психологических состояниях остается только гадать. Но его современники и поколение тех, кто жил в ближайшие десятилетия после кончины Ивана IV, определенно увидели в смерти Филиппа печальную притчу, рассказанную Богом. Иначе, как минимум, не родилось бы его Житие, не воздвиглось бы и его почитание, как святого, в Соловецком монастыре.