Митрополит Филипп

До наших дней дошло несколько древних икон. Они относятся к концу XVI–XVII векам. Из них более всего интересны две: Богоматерь Боголюбская с избранными святыми работы Истомы Савина, а также образ самого Филиппа, написанный знаменитым Симоном Ушаковым. Первая икона создавалась в конце XVI – начале XVII столетия, вторая же датируется более точно: весна 1653 года. Историк византийской и древнерусской живописи В.Г.Пуцко передает суть обоих изображений в нескольких точных и экспрессивных фразах: «Фигура святителя, облаченного в крестчатый саккос, плавно изогнута в поклоне, руки молитвенно простерты. Худощавое лицо с тонкими чертами обрамлено короткой темно-русой окладистой бородой. На голове – архиерейская шапка с меховой опушью, украшенная камнями или крупным жемчугом» (это Богоматерь с предстоящими); «Изображение святителя Филиппа здесь отличается индивидуальной портретной характеристикой, выделяющей этот образ среди аналогичных икон второй половины XVII в. Выразительно лицо человека, еще не достигшего преклонного возраста, твердого и решительного» (это икона письма Симона Ушакова). Остается добавить, что во втором случае у святого такая же – короткая и окладистая борода. И, действительно, ранние иконные изображения святителя Филиппа нередко передают суровое выражение его лица, решительно сдвинутые брови. Такое лицо могло быть у человека с очень твердым характером.

Известны также три ранних покрова на гробницу святителя, относящиеся к 40-м – 50-м годам XVII столетия. Один из них, возможно, был изготовлен на Соловках или в ином месте русского севера[53], другой – в мастерской жены стольника Ивана Дмитриевича Колычева, Марии Борисовны, а третий происходит из мастерской Евдокии Андреевны Стрешневой. Всерьез рассуждать о реальном облике Филиппа на основе того, как изображали святителя мастерицы шитья, было бы по меньшей мере странно. Художественное шитье русского средневековья даже более условно, чем иконопись – из-за свойств самого материала и техники работы. Но при всем том бросается в глаза одна деталь: Филипп везде показан с короткой прямой бородой и усами. Вероятно, при работе над покровами использовалась уже сложившаяся иконописная традиция. Она-то давала образцы.

Кроме того, можно воспользоваться кратким описанием останков Филиппа, принадлежащим перу соловецкого старца Сергия Шелонина. Оно составлено в 1646 году, в связи со вскрытием гроба святителя и перенесением его мощей[54]. Конечно, к тому времени прошло без малого восемь десятилетий после земной кончины святого, но мощи оставались нетленными, являя необыкновенно хорошую сохранность…

По словам Сергия Шелонина, Филипп стригся коротко, до самой смерти сохранил все зубы[55], имел при жизни «скудную» бороду, причем росла она в основном не от подбородка, а от горла. В гробу борода отросла едва ли не до пояса, но Сергий Шелонин специально останавливается на незначительности ее прижизненных размеров. Для него это важно: короткая борода вошла в соловецкий иконописный подлинник, а он составлялся по воспоминаниям тех, кто еще застал Филиппа на игуменстве. Не-соловецкие иконы святителя, где он изображен с длинной бородой, отвергаются старцем, как неправдоподобные.

И, в общем, слова Шелонина сходятся с действительной иконописной традицией, восходящей к Соловецкой обители.

Очевидно, святитель был худ – аскетическая традиция Соловецкого иночества к полноте не располагает. Как и большинство «служилых людей по отечеству», он также был слегка кривоног из-за долгой и основательной кавалерийской выучки. Упражнения в воинской науке с молодых лет сделали его мускулистым, а соловецкие ветра да непогоды крепко выдубили кожу лица.

Сверх этих наблюдений ничего невозможно сказать о реальном облике Филиппа.

Спокойная жизнь Филиппа на Соловках кончилась в июне 1566 года. Из Москвы прибыл государев гонец с известием: царь Иван Васильевич желает видеть соловецкого настоятеля «духовного ради совета» и велит ему немедленно собраться для поездки в Москву. Очевидно, посланник открыл тайную суть монаршего приказа: игумену предстояло подняться к митрополичьему сану.

Это была большая неожиданность для Филиппа. К тому времени он достиг возраста в 59 лет, считавшегося тогда весьма преклонным. До него немногие доживали в России XVI столетия, а из тех, кто все-таки доживал, большинство пребывало в дряхлости физической и духовной. Игумен соловецкий собирался мирно окончить дни в стенах монастыря. А до наступления последнего срока планировал поставить еще одну каменную церковь, окончить кое-какие мелкие строительные работы на Большом Заяцком острове, да на Святом озере…

Он вжился в Соловки, а Соловки вжились в него. Образ энергичного игумена, остававшегося в то же время благочествиым пустынником, неразрывно соединен с большой эпохой в жизни обители. Это время, с середины 40-х по середину 60-х годов XVI столетия, можно смело называть «филипповским периодом» в исторической судьбе Соловков.

В тоске расставался он с милой сердцу обителью, с печалью провожала его братия…