Митрополит Филипп

Если прежде конфликт между Иваном Васильевичем и Филиппом был достоянием относительно узкого круга лиц – пусть по столице и ходили недобрые слухи, пусть вспоминали очевидцы прилюдно сделанные обличения Филиппа, – но до открытого разрыва дело не доходило. Кто знал о работе следственной комиссии на Соловках? Кто знал, до какого накала дошли противоречия между двумя величайшими людьми страны? Теперь – узнали. Митрополит показал: примирения с опричниной он не желает, пастырского благословения на нее не дает и не даст, обличать ее не перестанет. Показал – всем. Всей столице.

Чего ж яснее?

Ответная кара стала делом времени.

Иван IV разбирает бумаги, написанные следственной комиссией князя Темкина-Ростовского, прикидывает, каких свидетелей стоит вызвать на суд, как их использовать. Он имеет возможность просто убить митрополита, но в этом случае царство, итак расщепленное до основания опричной трещиной, может просто развалиться. Чего ждать от подданных, когда слетит голова самого митрополита? Не обернется ли его гибель ужасающим мятежом? Не восстанет ли земщина?

Неправильно было бы изображать Ивана Васильевича только лишь бездушным кровопийцей. Да, последние месяцы многое переменили в его натуре к худшему. Да, большая кровь вошла ему в привычку. Да, Филипп вызывал в нем бешенство. Но… почтительное отношение если не к самому митрополиту, то хотя бы к его сану, к сакральному статусу главы Церкви должно было оставаться. Как и в любом православном человеке, в Иване IV жила боязнь пойти против Божьей воли; как минимум, он должен был опасаться последствий поступка, который собирался совершить.

Царь медлил.

Он размышлял, взвешивал… По всей видимости, натура артиста, человека, стремящегося всякий свой поступок «поставить», как ставят театральное действие, позвала его к иному решению. Не убить, нет. Рискованно, некрасиво. Гораздо лучше – опозорить. Унизить, раздавить. И сделать всё это с помощью большого спектакля с большим количеством задействованных персонажей. В нем Иван Васильевич попробовал себя не на актерской стезе, а на режиссерской.

Епископа да судит епископ – таковы церковные правила. Но наша Церковь давно потеряла ту необыкновенную самостоятельность, которой она пользовалась в XIV и XV столетиях.

С X столетия, от основания своего, Русская церковь подчинялась Константинопольскому патриарху. Византийцы ставили на Русь митрополитов, а если отыскивался местный кандидат на митрополичью кафедру, то ему следовало отправиться в Константинополь, чтобы пройти там утверждение. В условиях политической раздробленности Руси, особенно тяжелой при ордынском иге XIII–XV веков, это положение, как ни странно, даже имело для страны определенную пользу. На несколько десятков больших и малых княжеств, а также вечевых республик, приходилась одна общая церковная организация. И у этой организации был единый центр, вынесенный за пределы Руси, раздираемой междоусобными войнами. Таким образом, Церковь, во-первых, стала главным фактором объединения Руси, главной скрепой для пестрого крошева маленьких независимых государств. И, во-вторых, она обладала значительной независимостью по отношению к любому русскому князю – хоть тверскому, хоть суздальско-нижегородскому, хоть московскому. Залогом успешной политики московских князей стало именно то, что они умели устанавливать с Церковью добрые отношения. В конце XIV-го и особенно в XV веке такое положение стало тягостным. Цареградские власти, слабея, теряя земли, ведя бесконечные тяжелые войны, пытались использовать Русь в своих политических целях. И главенство над Русской церковью было превосходным рычагом для этого.

В то же время, Русь поднималась с колен, у нас появились крупные политические лидеры, которые стремились объединить страну и свергнуть ненавистную власть ордынцев. Василевсам требовалась военная помощь против турок. Они попытались получить ее от западноевропейских стран, а в уплату обещали заключить церковную унию с католическим Римом. Русь этого не приняла. Зачем было русским изменять православной вере ради благополучия маленького государства на Балканском полуострове? Произошел разрыв. В 1448 году владыка Рязанский Иона был поставлен на митрополию Собором русских архиереев. Русская церковь, таким образом, обрела автокефалию. Константинопольским церковным властям пришлось с этим смириться. В 1453 году столица Византийской империи пала под натиском турок, последний император погиб. Бедствия, которые вслед за этим пришлось претерпеть греческому духовенству, заставляли его смотреть на Русь как на источник поддержки, в том числе и материальной. Поэтому церковная независимость русской земли стала неоспоримой данностью. Блага, происходившие от обретенной самостоятельности, очевидны. Но…

Одними благами дело не ограничилось.