Читаем Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела» полностью

— Они равны. Она не умеет управлять государством по гендерному признаку, а он — по социальному. Управление фирмой и страной — разные вещи. В фирме, даже самой большой и процветающей, каждый маленький клерк имеет свои обязанности, неисполнение которых грозит ему увольнением с последующей моментальной заменой. В государстве всё не так. Здесь никогда ничего не идёт по сценарию, никто ничего не хочет делать, и не существует никаких механизмов принуждения. Как бизнесмен, имеющий сотню помощников, Трамп хорошо знает, что, если помощник или заместитель не хочет выполнять определённую работу или шеф не уверен в её качестве, то можно сделать самому. Как только ты начал претворять эту идею в государстве — всё пропало. Тогда последние министры перестанут чувствовать страх и сядут на шею. И всё, готов президент. Сгорит за полгода.

— Клинтона боялись?

— Безгранично уважали, потому что вышел из низов. С Трампом так не получится — он родился уже с золотой цепью на шее, и потому никогда не будет своим для американцев.

— А его безумные выходки?

— Это пиар. Попытка стать на шаг ближе к электорату. Линдон Джонсон, например, вызывал подчинённых на совещание в туалет в тот самый момент, когда справлял там большую нужду. И что? Помогло это ему с популистской точки зрения? Ничуть. Спокойный и взвешенный Форд больше устраивал уставших от экспрессивного Кеннеди американцев. Конечно, те или иные выходки пользуются популярностью в масс-медиа, но народ в США, как и везде в мире, хочет стабильности и уверенности в завтрашнем дне, а не постоянной экспрессии.

— Поэтому ты предпочёл учиться в Европе?

— И поэтому тоже.

— А ещё?

— Здесь образование не носит политического оттенка. Здесь образование — это образование, а политика — это политика. В Америке всё не так. Там идеология проникла всюду, в самые потаённые уголки, в семью, в религию, в мысли. Возможно, это можно оправдать стремлением правителей удержать народ в кулаке, но мне, как человеку мыслящему, трудно жить в обстановке порождаемой идеологией постоянной напряжённости.

— Но ты считаешь себя патриотом?

— Если для этого надо брать в руки оружие, то нет. Я считаю, что все вопросы можно урегулировать дипломатическим путём. В остальном — если я могу пригодиться своей стране, то всегда пожалуйста.

Игра увлекала меня всё больше, я уже вообразила себя журналисткой.

— Итак… Какое вино вы предпочитаете?

— Французское белое сухое.

— А как же отличные калифорнийские вина? Вам не кажется, что ваш выбор… эмм… несколько непатриотичен?

— Перестань, Мюнхэ. Я же тебе уже говорил, что не так буйно помешан на Америке, как некоторые.

— Хорошо, а еда?

— Бурито.

— Бог мой! Это уж совсем ни в какие ворота! Это же едят латиносы!

— Мисс Арден Лим, мне кажется, вы становитесь больше американкой, чем я! — усмехнулся Джастин. Я смеялась как маленькая девчонка — настолько это занятие, сродни детской игре, затянуло меня.

— Дурной пример заразителен, мистер Госснел… Тогда перейдём к более личным вопросам… Сколько у вас было половых партнёров?

— Ммм… Я не считал.

— Но больше 30?

— Больше.

— За последний год?

— Около 10.

— Однако… Вы прямо ходок…

— Считаю, что американские гены — самые сильные в природе, и потому полагаю своим долгом дать им как можно большее распространение.

— Вот как?! Тогда… какой вид секса вы предпочитаете?

— Мэм… Как мне кажется, целесообразнее мужчине задать женщине такой вопрос…

— Да, но это если они уже стали партнёрами. Я пока не рассматриваю вас в таком качестве, — соврала я. Как поклонница умных мужчин я уже давно мысленно раздела его и уложила в кровать.

— Тогда отвечу как настоящий американец — я люблю минет.

Он не солгал. Он не просто любил минет, он был его каким-то сумасшедшим фанатом. В первую же нашу ночь он настойчиво стал наклонять мою голову вниз — что ж, я была к этому вполне готова. Но не к тому, что весь вечер мы будем заниматься только одним видом секса. Воля ваша, если человек так навязчиво старается поместить свой член в ваш рот, это может значить только то, что он тем самым самоутверждается. Вывод? Проблемы с самооценкой. Типичная американская болезнь.

Да, они обожают минет. Ни в одной стране мира это так не развито, как в США. Моё горло демонстрировало чудеса глубокого погружения, а щёки буквально распирало от настойчивого сластолюбия Джастина. Он стонал, кряхтел, умилялся мной, но ни на минуту не позволял отрываться от своего мужского достоинства. Правда, целовал после минета взасос, но губы и рот болели к тому моменту уже так, что это не имело никакого значения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза