Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

— Перестань, Драган. Ты разделяешь мои мысли и говоришь так только потому, что в твоём понимании сейчас я предаю любимого, а значит, завтра смогу предать и тебя! Вот чего ты боишься, — глаза Чолича сверкнули. — Но не переживай, этого не случится. А чтобы убедить тебя в правильности своей позиции окончательно, приведу тебе пример уже из твоей биографии. Что ты делал в 1999 году?

— Защищал Косово.

— Так. А русские что в то время делали?

— Они пытались спасти ситуацию…

— Всё верно. Как и в первую, и во вторую мировую они только и делали, что пытались спасти ситуацию. Примаков пообещал одно — Ельцин едва ли не на второй день сделал другое. Но суть не в этом, сама нация виновата в этом меньше всего. 12 июня 1999 года — в день независимости России — они сделали марш-бросок на Приштину, тебе этот факт хорошо известен. НАТО дрогнуло от ужаса, представляя как нельзя более ясно картину начинающейся третьей мировой. Но тут русские повели себя, как ведут обычно — при всей своей кровожадности они вдруг взяли и повернули! Оставили Югославию на съедение натовцам!

— Ты винишь их в этом?

— А ты нет?

— Ты хотела бы, чтобы третья мировая началась на аэродроме «Слатина»?

— Она бы не началась. НАТО, которое по существу плевать хотело на Сербию, отступило бы. Но Ельцину отношения с ним были дороже, чем отношения с вечно униженными и бедными сербами, которых вскоре — он был в этом уверен — сотрут с лица земли кассетными бомбами и обеднённым ураном. Таким образом, они вновь разыграли нас как ненужную карту, как разменную монету, как пешку в большой игре мировых сверхдержав. Внешний враг опасен, но не так, как внутренний — от него ты хотя бы не ждёшь помощи и поддержки, как от того, кто клянётся тебе в вечной любви, а потом вероломно предаёт.

Добавить Чоличу было нечего. В минуту ярости я стала такой убедительной, какой не была, пожалуй, никогда.

— Этих аргументов достаточно, ваша честь?

Драган кивнул.

…Нет, мне не было страшно — скорее, противно. Поэтому, войдя в секцию, я убила Алексея быстро — даже не смогла показать ему своего лица, только поднесла пистолет к мешку, надетому на его голову, и нажала на спусковой крючок. Потом долго сидела там и плакала, и мне очень хотелось, чтобы он видел меня и понял, за что я сделала с ним это, и почему ему должно быть стыдно за свою страну. Потом успокоилась — мёртвые сраму не имут, и подошла к кнопке открывания дверей.

Мюнхэ

Я нажала на кнопку, и дверь открылась. С порога отпрянула — там, в сопровождении охранников, стоял Драган.

— У нас форс-мажор, — бросил он.

— Что случилось?

— С твоим американцем проблема.

— Сбежал?

— Шутишь? Отсюда? Это невозможно.

— А что тогда?

Драган замялся:

— Ну, в общем… тот, кто его заказал… не смог… струсил… такое бывает…

— И часто?

— Ну, часто-не часто, а случается. Согласись, лишить человека жизни в мирное время, не на фронте, да ещё в таких, мягко говоря, своеобразных интерьерах, под силу не каждому.

— И что теперь с ним будет?

— С кем? С клиентом? С ним разберутся мои ребята — по правилам, которые они все принимают, приходя сюда, нельзя уйти, не убив. Тем самым ты становишься для нас опасен. Ну, кто из тех, кто сам проливал кровь, согласится отправиться под суд, чтобы затолкать меня за решётку? Никто. А если ты не обагрил своих рук, то завтра — под давлением совести или меркантильных соображений — можешь и в Интерпол наведаться.

— Ты же говорил, что здесь вся полиция работает на тебя?

— Так и есть, но это когда проблема единичная или носит штатный характер. А когда, не дай Бог, раздуют скандал — каждый будет спасать свою шкуру, не думая о ближнем. Так что от ненужных свидетелей мы предпочитаем избавляться, но тут у нас всё отработано. Хуже обстоят дела с американцем — предложить его другому я могу только за деньги, причём за большие, тратить которые направо и налево наши состоятельные клиенты не привыкли.

— Однако столь экзотическое развлечение они не считают пустой тратой денег…

— Не будем философствовать. Так или иначе, с ним надо что-то делать.

— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе его на льготных условиях. Первой и бесплатно. Если хочешь, конечно…

— Да, — не раздумывая, ответила я. — Тем более что здесь я закончила.

Я пулей вылетела из секции и отправилась дальше утверждать историческую справедливость…

…Из секции Джастина я вышла спустя час. Всё это время коридор оглашали его крики. Охранники на пульте, кажется, стали считать меня исчадием ада, когда я покинула секцию и направилась к ним со словами:

— У меня там небольшие проблемы с отдельными частями тела. Помогите мне кто-нибудь.

Один из них — самый рослый — отправился в секцию, не заметив, что пистолет я прихватила с собой. Он не услышал, как я разрядила в его товарищей на этаже всю обойму — Джастин оглушил его чем-то тяжёлым, кажется, обухом топора, как только он вошёл.