Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

Мы проехали сквозь ту же проходную, сквозь которую ехали сюда в первый раз, чтобы посмотреть на род деятельности Чолича. Из огромной заводской трубы валил дым — крематорий работал на полную. На входе охраны действительно практически не было — как верно заметил Драган, люди поступали сюда в бессознательном состоянии, а вырваться из пут и цепей, которыми их приковывали к стульям в секциях, было практически невозможно.

Охранник сопроводил меня в подвал — в ту его часть, которая занималась раздевалкой. Пока шли сюда, я заметила, что здесь были одни мужчины. Потому мне раздевалка была оборудована специально, хотя я думаю, что представительницы женского пола тоже, нет-нет, но навещали святая святых бывшего завода пластмасс. Я открыла жестяной шкафчик с одеждой — здесь висели робы, комбинезоны, те самые кожаные фартуки, что спустя пять минут бросятся мне в глаза, маски зверей и птиц, ужасающие, как у чумных докторов. Здесь же лежало огнестрельное оружие. Когда, переодевшись, я потянулась к нему, охранник сказал:

— Если хотите долго мучить пациента, можете не брать — инструментария в секции хватит. Если хотите убить сразу, то берите. Он заряжен. Пользоваться умеете?

Я кивнула — в школе ещё посещала секцию спортивной стрельбы.

— Отлично. Пойдёмте.

Пока шли до секции, я вспомнила разговор с Драганом, предшествующий моему появлению здесь.

— Но почему? Ведь ты его любила, кажется?

— Тебе кажется. Разве человек, на руках которого столько крови, способен по-настоящему любить?

— Брось, Мюнхэ. Ты никого не убивала, и никакой крови на твоих детских руках ещё нет.

— Это ментальные вопросы, они не имеют принципиального значения. Так или иначе, я не могла его любить.

— Но почему? Почему? — я понимала, почему он спрашивает. Если вчера я любила Алексея или просто испытывала к нему симпатию, отказываясь от новых предложений о сотрудничестве, а сегодня вдруг вильнула хвостом — то неизвестно, что произойдёт завтра. Я могу точно так же предать и его, и в этом случае проблемы будут не только у человека по имени Драган Чолич, но и у десятков (если не сотен) его тяжеловесных клиентов.

— Хотя бы потому, что он русский.

— И что же? Что из этого?

— А то, что русские всегда нас предавали.

Глаза Драгана на лоб полезли:

— Они? С чего ты решила? Они же наши братья!

— Да, только эти братья в 1813 году, сначала помазав Карагеоргию губы сладким хмелем власти, предали его, чтобы только не иметь ещё одного Наполеона на Балканах в лице Османской империи. Не так?

— Нашла что вспоминать. Другое было время, да и не знаешь ты всего, всей политической подоплёки вопроса.

— Хорошо, идём дальше. При Милане Обреновиче русские частенько мстили сербам за него, лишая их то кредитов, то льготного строительства…

— Опять-таки вопрос спорный. Обреновичи сами были хороши, и это ты как раз знаешь.

— Допустим. Обращаемся в новое время. Не русские ли в 1915 году переметнулись на сторону Италии, отдав ей не только Далмацию, но и почти всю Хорватию, и заставив правительство эмигрировать, а саму Сербию поставив на колени перед врагом?

— Ты обвиняешь их в том, что им не свойственно. Войну не они начинали, а как раз одержимый идеей панславизма Апис!

— Возможно, но тут у меня вопрос. Зачем надо было обещать и вмешиваться? Для чего было декларировать братство и содружество, когда при первом дуновении ветра русские качнулись в сторону Антанты?

— А ты предпочитаешь, чтобы сербы воевали с Францем-Иосифом в одиночку? Представляешь, что бы тогда случилось с нашей страной?

— Это история умалчивает, а только войну мы выиграли не благодаря помощи русским, а благодаря хитрости Петра Первого. Стали бы мы жертвой Австро-Венгрии — так, как ты правильно заметил, по своей собственной вине, и, поверь мне, расхлебали бы эту кашу, как расхлёбывали не раз. Но согласись, что, чем обещать и не делать, лучше уж вообще молчать?

Драган молчал. Я была права, и контраргументов у него не было.

— В 45-м они окружили Югославию своими колониями и, по сути, заставили Тито казнить Михайловича, которого сербы обожали. Не сделай он этого — обвинили бы в коллаборационизме и вот тогда точно камня на камне бы не оставили. Разве не Сталин в конце 1940-х не просто планировал покушение на Тито, а даже готовился его осуществить, чтобы и Сербию сделать своей вотчиной, заимкой, как это случилось с Польшей, Прибалтикой, Чехией, Венгрией и другими странами «принудительного этапирования в соцлагерь»?

— Ты занимаешься ревизионизмом. В наше время это уже не актуально. Нельзя наказывать людей за грехи их предков.

— Ты это серьёзно? Это мне говорит человек, сам одержимый идеей великосербского шовинизма и считающий нацию несправедливо униженной?

Драган открыл было рот, но я не дала ему сказать ни слова: