Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

— Ты приехал сюда, чтобы вновь устраивать свою политическую судьбу и думаешь только о том, как добиться назначения своего возлюбленного Христича вновь на должность премьера, а на то, что погибает страна — тебе наплевать! Впрочем, так всегда было. И на что я рассчитывала, когда шла на этот разговор?!

Я вышла, громко хлопнув дверью. Милан недоумевал — он впервые видел меня такой. Как знать, быть может ему и вправду казалось, что я преувеличиваю опасность ситуации, но я как женщина знала старую мудрость о том, что муж — голова, а жена — шея, а на троне это правило проявляется как нельзя более чётко. Несогласованность действий, разлад между королём и королевой ведёт страну к краху, своим примером мы с Миланом продемонстрировали это всему миру. Нельзя было допустить повторения сценария с Александром. Потому я поспешила от Милана на встречу с ним. Но на этот раз это был уже не обычный разговор матери с сыном, это была высочайшая аудиенция.

— Я хотела поговорить с тобой о Драге.

— Я слушаю, — тон сына был необычайно холодным — так, словно он или разговаривал с чужим человеком или уже приготовился отвечать боем.

— Насколько мне известно, вы собираетесь обвенчаться?

— Именно так.

— Тебе должно быть известно, какова её репутация в народе…

— Ты строга к ней. Народ и страна пережили такие дрязги, что сложно было кому-то покинуть это болото, не замаравшись. Мало ли, кто и что говорит о тебе или отце — сама понимаешь, у моего решения возвратить вас было мало поклонников. И, тем не менее, я его принял, и никому не позволю его обсуждать… — Сын недвусмысленно дал мне понять, что его решения есть последняя инстанция в стране, и был прав, но… смириться с этим мне было трудно.

— Я не хочу подвергать корректировке твои решения, мне просто хотелось бы, чтобы ты всё знал до конца.

— Знал, например, что? Что её родственники, которых я назначил на ряд государственных должностей, причастны к расхищениям казны? Знаю и обещаю принять по отношению к ним самые жёсткие меры…

— Также и то, что она не вполне чиста перед памятью своего первого мужа, полковника Машина.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — не дослушал меня Александр. — И потом, из чьих уст я это слышу? Вы с отцом всегда были честны со своим народом? Ваше прошлое кристально чисто?

Он был прав. Чтобы осуждать другого, нужно самому быть образцом морали и нравственности. А отрёкшиеся правители такими быть не могут по определению.

— Пойми же, что я говорю с тобой не как отставная королева, а как мать, сердце которой разрывается от одной мысли о том, что её сын может быть несчастен с человеком, которого избрал себе в попутчики! — это был уже крик моей души. Александр почувствовал это, подошёл ко мне, взял мои руки в свои и заговорил тихим, вкрадчивым голосом, глядя мне в глаза — в этот момент он был прекрасен как никогда; сравнить я его могла, пожалуй, только с молодым Миланом, которого я когда-то очень сильно любила.

— А ты в свою очередь пойми, что я король. Любое решение — в моей власти. Судьба целого народа — в моих руках. Я знаю, тебя беспокоит Драга и какие-то её поступки, но и меня не считай слепцом. Нет ничего такого, что я, глава государства, не знал бы из того, что известно тебе. И потому, когда я почувствую, что кто-то — начиная от простого крестьянина и заканчивая Драгой — вдруг начинает представлять для меня или государства опасность, я сразу же приму меры…

— Я понимаю, ты, конечно, во всём слушаешь отца, но его биография должна бы тебя научить, что австрофильский курс для нашей страны не подходит. Народ тянется к России, которая не раз во многом помогала нам, и, как знать, возможно, ещё поможет. По мнению же русского царя, твоей женой должна быть женщина королевских кровей. Сам видишь — он даже принимать вас с ней не хочет у себя во дворце! Ведь не просто так же это! Лишиться поддержки России сейчас ты не можешь — это будет значить потерять экономическую почву под ногами!

Это озадачило Александра.

— В этом ты права, — опустив глаза, сказал он. — Меня тоже настораживает решение Александра отказать нам в приёме. Ведь сколько раз он принимал нас с тобой, да и меня одного, даже орден мне пожаловал! А тут такое!.. Однако наши источники в Петербурге сообщают, что государь уже очень плох, и не сегодня-завтра на престол взойдёт его сын, а уж с ним я сумею найти общий язык…

— Почему ты так думаешь?

— У него роман с балериной, Матильдой Кшесинской, которая тоже не царских кровей. Он меня поймёт.

— Но она не жена ему!

— Ну и что? Его чувство к танцовщице, как знать, ещё, может, и сильнее, чем к Аликс!

— И всё же это не приватный разговор, это государственное мероприятие, официальный приём одним царём другого! Как он будет смотреть в глаза общественности? Матери, наконец?

— Будет день — будет пища. Не забегай вперёд. В конце концов, время лечит и не такие обиды. Мы с Драгой поженимся, и, как бы кто ни противился, с годами всякому придётся смириться с тем, что она — королева-консорт.

— Даже твоему народу, которому ты служишь и который её ненавидит?