Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

Затем „наши православные братья“ сербы устроили народные гулянья, и праздник по случаю уничтожения Династии Обреновичей. Убиенный Король и Королева не были даже по-христиански погребены, их трупы ещё несколько дней лежали во дворе Дворца. Сербский Первоиерарх даже по случаю этого преступления произнёс „проповедь“.

„Тысячи голосов утверждают, что сегодня, около полуночи, на востоке было видно небесное сияние, из которого показалась рука, благословляющая столицу Сербии Белград. Эта рука предсказала перемену в судьбе многострадального сербского народа Сербии.“

Казалось бы, что подобное кощунственное вовлечение Бога в совершаемые людьми мерзости могло появиться лишь под пером расходившегося журналиста. Почти то же самое повторил и высший представитель сербской церкви, митрополит Иннокентий.

Обязанный своим возвеличиванием Королю Милану, которому в то время нужно было заручиться содействием духовенства, возведённый им в сан митрополита Иннокентий на следующий день после того, как военный бунт снёс с лица земли последнего представителя облагоденствовавшей его Династии, цинично заявлял в Храме, что сам Бог уничтожил Род Обреновичей!»

Неделю я держала траур — казалось, умру. Жаль, что не умерла.

Вскоре после этого на троне восстановились Карагеоргиевичи — не без помощи русских к власти пришёл король Пётр I, являвшийся потомком великого борца за независимость Сербии. Была ли в этом историческая справедливость? Несомненно. Обреновичи заполучили трон хитростью, обманом, предательством. Всё их царствование стало для народа Сербии тяжким испытанием, испытанием на прочность. Никогда, и, наверное, никто из них — за исключением, может быть, князя Михаила — не думал о стране, ставя свои личные потребности выше государственных, в итоге даже поставив народ на грань рабства перед австрияками. Но последние тоже хороши — мирных и измученных сербов они сделали своими волами, вытягивали из них все жилы, хотя сами имели под собой богатейшую империю. Именно здесь, в Сербии предпочли они скрестить ружья с давним своим врагом и соперником — Россией, прячась за спинами народа, который, хоть не был для меня родным по крови, стал родным по духу. Их подлость, коварство, низость в итоге не только лишили мою семью права на продолжение рода, но и очень скоро привели к самой кровавой войне за всю историю человечества, в которой сербам, снова благодаря им, была отведена роль пушечного мяса. Достойно ли это прощения? Не знаю, а только я буду молиться отныне и до скончания века за них, за своих покойных мужа и сына и за весь сербский народ.

Мюнхэ

Потомок Обреновичей принёс нам с Драганом неплохую прибыль — как видно, старый шакал изменил своим принципам и тоже неплохо нажился. Все эти приключения меня порядком утомили, да и в университете выдались каникулы, которые я решила на заработанные деньги провести с пользой для дела. Я поехала в Германию — с тем чтобы навестить бабушку и маму, но не только. Я решила объехать исторические места, и в первую очередь посмотреть в Берлине на обломки знаменитой стены. Сколько лет там жила, а никогда не доводилось побывать в этом сакральном месте. Погостив с недельку у предков, я вырвалась в Берлин. Разместилась там по высшему разряду — в «Четырёх сезонах», по моему мнению, не должно было быть никого и ничего, что отвлекало бы меня от изучения истории Сербии, которое я не прекращала ни на минуту, даже в отпуске. Всё-таки ценовая категория отеля не предполагала наличия «хвостов» и приставучих студентов.

Велико же было моё удивление, когда спустя три дня на одном из завтраков я встретила его. Пребывание моё в Берлине уже заканчивалось, я хотела отправиться в Бонн и Франкфурт, осмотреть как следует тамошние достопримечательности, когда произошла судьбоносная встреча. За столом со мной оказался студент из России — понятное дело, что не бедный, согласно уровню отеля, да ещё и умный вдобавок.

Из разговора с ним выяснилось, что звали его Алексеем. Сюда он приехал также на каникулы, чтобы приобщиться к истории, как и я. Его дед погиб здесь при взятии Берлина советскими войсками в мае 1945 года. Историческая память вела его сюда. Я рассказала ему о себе и о своём хобби — истории Сербии. Тогда он спросил, зачем мне это. Хочу ли я, мол, стать историком или политиком. Я ответила, что больше меня занимает восстановление исторической справедливости, что мою страну много обижали, что не может оставлять меня равнодушной. Сказать ему о большем, о Драгане, я, понятное дело, не могла…