Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

А вот сегодня, спустя восемь лет после этих событий, в Белграде открылся Съезд русских писателей и журналистов за рубежом. Раньше я только слышала об этих людях, а теперь увидела их воочию, и даже у меня, королевской особы, кровь застыла в жилах от уважения к ним. Особенно впечатлил меня Куприн.

Огромный, двухметровый, широкоплечий солдат с густой бородой, окаймлявшей лицо от края и до края, и небесно-голубыми глазами — не знаю я такой женщины, которой этот великий автор «Олеси» и «Гранатового браслета» и внешне не понравился бы. В глазах его — как и в глазах большинства русских эмигрантов — увидела я щемящую грусть и тоску по Родине.

— Я благодарен вам, Ваше Величество, как и вся русская интеллигенция, за то, что приютили изгнанников земли своей на земле вашей. Сегодня же я, приехавший из Парижа, могу констатировать, что здесь русские люди живут куда вольготнее, чем где бы то ни было. Там, во Франции, в Греции, в Англии, мы никому не нужны, а здесь словно бы блудные дети вернулись в лоно родной семьи. Такое отношение местного населения не может не тронуть до глубины души даже сурового солдата…

— Полно вам, Александр Иванович. Редкий поэт по высоте и тонкости чувств может сравнить свои вирши с вашим лиризмом.

— Это у русских в крови, — смущённо заулыбался Куприн. — Мы настолько же суровы, насколько и нежны. Очередной парадокс русской природы, объяснить который не могли даже классики, чего уж там я… Однако то отношение, что я увидел, навело меня на мысль.

— Какую же? — с любопытством спросила я.

— Знаете ли вы, что такое матица?

— Нет, — видимо, глаза у меня в этот момент загорелись, как это бывало обычно, когда мне говорили что-то новое и интересное, так что Куприн в ответ хитро прищурился и заговорил как древнерусский былинный сказитель.