Томас толкает Ньюта в сторону комнаты, Ньют что-то спрашивает о том, дома ли Чак, а Томас отвечает что-то вроде того, что отправил брата к друзьям. На кровать Ньют падает, уже когда совсем расстегнуты джинсы, и его следом мгновенно прижимает разгоряченным телом Томаса, вжимает в матрас. На короткую секунду Томас нависает над Ньютом, окидывает быстрым взглядом, но совершенно удовлетворенным и бешеным, с сияющими искрами в глазах, и ухмыляется снова — чертовски самодовольно, а после снова припадает к губам.
Ньют позволяет себе укусить Томаса в отместку, зажать зубами его нижнюю губу и несильно потянуть на себя; он смотрит Томасу прямо в глаза плотоядно и хищно, а потом продолжает целовать, выгибая навстречу спину. Пышущие жаром ладони накрывают Ньюту колени, и он раздвигает ноги чуть шире, чтобы Томас мог лечь поудобнее, и тот чуть двигает бедрами, потираясь своим пахом о ньютов через толстые джинсы.
На несколько секунд Томас соскакивает с кровати, и Ньют чувствует небывалую пустоту, но быстрый топот шагов, Томас возвращается из ванной, а затем опять прижимает Ньюта собой.
Ньют ужом извивается под Томасом, опрокидывает его на спину, впивается в шею совершенно неистово, а Томас задыхается на долю мгновения. Стон поднимается в воздух, Томас выгибает спину дугой, оказываясь к Ньюту соблазнительно близко, и тот поцелуями спускается ниже — от шеи к ключицам и груди, затем к плоскому животу, проводит по нему языком вдоль, сжимает зубами нежную кожу. Томас рефлекторно поджимает колени.
Ньют стискивает пальцы на ногах Томаса, смотрит на него исподлобья, а улыбается едва ли не озлобленно. Встречаясь с таким взглядом непривычно твердого горячего — о, еще какого — и горького шоколада, Томас пропускает мысль, что это пугает. Но, черт, и заводит еще больше.
Тонкие пальцы, все так же сжимающие ему бедра, поднимаются выше, скользят почти нежно к внутренней стороне бедра, и ладони несильно, но с явным напором давят на пах. Ньют расстегивает Томасу джинсы, и тот в одночасье оказывается без них — с тихим шорохом приземляются где-то на полу.
И когда Ньют тянется за новым поцелуем, будто за дозой наркотика, Томас гаденько улыбается и вновь возвращает себе место сверху. Раздвигает ноги, упирает ладони Ньюту в грудь, а затем, чуть поднимаясь и опускаясь, снова двигает бедрами, и то трение сводит Ньюта с ума. Стон, перекрывающий предыдущие, срывается с губ, и своими губами его ловит Томас, облизывая губы свои и чужие, обхватывая запястья Ньюта руками и заводя их ему над головой на все время самого длинного за сегодня поцелуя. Очередной раз выгибается ньютова спина, Томас почти полностью ложится на него, но только продолжает с провокацией двигать бедрами.
К джинсам спускается он гораздо быстрее, стаскивает их не раздумывая и почти сразу снимает белье — и свое, и чужое. Быстро, с легкой долей нервозности, оставляет на губах Ньюта еще один поцелуй, спускается вновь, и Ньют может поклясться чем угодно, что это самые незабываемые и непередаваемо яркие впечатления, когда Томас все-таки берет в рот. И хрустит позвоночник, и срывается, кажется, в стоне голос, а руки сами тянутся к мягким каштановым волосам, пока колени расходятся дальше, позволяя Томасу все.
Но продолжается это недолго. Томас цепляется за широко расставленные колени, в упоении разводит еще шире — и неизвестно зачем, — и который раз тянется к приоткрытым губам. Сквозь них с шумом проходит воздух, Ньют едва ли способен мыслить хоть сколько-нибудь адекватно, а один из многих поцелуев остается на языке с терпким привкусом.
И когда Ньют чувствует холодные пальцы, он вовсе не держит крик; и ощущения смешиваются, как при катании на карусели, только более сумасшедшие, более приятные, более умопомрачительные. Томас его отвлекает, впивается губами и, немного погодя, зубами в основание шеи у плеча, впитывает запах, звуки, чувства, а тихое заботливое, насколько вообще позволяет ситуация, «приготовься», произнесенное в самое ухо таким низким звучным голосом, совсем уже хриплым от стонов, заставляет Ньюта застонать чуть продолжительнее.
Но новый вскрик разукрашивает комнату, Ньют цепляется Томасу за плечи, проводит искусанными ногтями по коже, оставляет на спине длинные красные полосы, а стоны смешиваются с хлопками, и Ньют точно знает, что даже дышать уже не в силах.
Не сбавляя темпа движений, заставляя Ньюта раздвигать бедра несколько шире, а затем сжимать их на боках Томаса сильнее или скрещивать ноги на пояснице, Томас снова заводит руки ему над головой, и Ньют совсем не против. Томас дышит тяжело и часто, соприкасается с Ньютом лбами, почти ловит каждый мимолетный вздох и стон губами, но не целует снова, только позволяет ощутить такую недосягаемую близость. И Ньют выгибает спину навстречу Томасу, касается его груди, но остро ощущает скорый конец, и сдвигаются брови, распахиваются шире губы.