Мне сказали прийти одной

Информатор был лидером исламской общины в возрасте чуть за пятьдесят. Я звала его Абу Ясмина. Он считал, что американское вторжение в Ирак открыло двери для расширения иранского влияния по всему региону, что заставляло молодых людей в Зарке и других местах присоединяться к джихаду. Для многих суннитов власть шиитов и западное вторжение были одинаково неприятны. Абу Ясмина не поддерживал решение молодых людей отправиться на войну, но он их понимал.

– Заркави был террористом, – говорил он мне, но считал, что Иран и Запад превратили этого человека в героя в глазах многих молодых людей.

В марте 2007 года, вскоре после моей встречи с Абси, мы с Майклом поехали в Зарку и встретились с Абу Ясминой в его скромном доме. Он подал нам арабский кофе с кардамоном в маленьких чашечках и иорданские сладости из фисташек, склеенных медом и сладкой водой.

– Большинство из этих молодых людей… Когда они увидели новости о том, что происходит в исламских странах, они сами почувствовали, что должны присоединиться к джихаду, – рассказал нам хозяин. – Сегодня никому даже не надо говорить молодежи о том, что они должны идти на священную войну. Они сами хотят мученической смерти.

Не это ли имел в виду Абси, когда говорил, что новое поколение считает: Запад объявил войну суннитскому исламу?

Слова Абси и то, что я видела в Зарке, отражали разные стороны грандиозной битвы между суннитами и шиитами, распространившейся далеко за пределы Ирака. Война оказалась ящиком Пандоры, который мог полностью изменить самоосознание мусульман. Люди больше не будут спрашивать, араб ты или иранец. Они будут спрашивать, суннит ты или шиит.

Мы с Майклом хотели поговорить с молодыми людьми, уехавшими из Зарки воевать в Ирак, по крайней мере с теми, кто еще оставался в живых, а также с их семьями. В городе у меня был еще один источник, бывший близкий помощник Заркави, который предлагал мне свою помощь. Я встретилась с ним одна в кофейне посреди людного торгового района.

– Я поговорил с братьями, и они, разумеется, согласны встретиться с вами, но некоторые нервничают из-за того, что ваш коллега – американец.

Я объяснила, что мы хотим понять, почему эти молодые люди стали боевиками и как они попали в Ирак. Я попросила его сопровождать нас. Он нужен был мне, чтобы сказать, когда ситуация станет слишком опасной, когда можно будет взять Майкла с собой, а когда мне лучше работать одной.

– Инша Аллах, все пройдет хорошо, – сказал мой информатор.

Он посмотрел на мои широкие длинные брюки и длинную рубашку – ту одежду, которую я носила в Ираке, – и спросил:

– Вы хотите встречаться с ними в таком виде?

Я кивнула.

– Пойдемте со мной.

Я пошла за ним в соседний магазин. На прилавках там лежали длинные шарфы всех цветов, а также абайи, все черные, но сделанные из разной ткани.

Информатор осмотрелся, пощупал ткани, бормоча что-то вроде: «Эта на ощупь как будто сделана в Китае» или «А эта слишком теплая». Наконец, он взял одну:

– Думаю, эта вам подойдет.

Я чувствовала, что у меня просто глаза лезут на лоб от удивления. Этот мужчина с длинной бородой, в традиционной арабской одежде, который читал проповеди об ирано-американской войне против суннитов в Ираке, держал в руке абайю, покрытую стразами и розовой вышивкой, самую броскую во всем магазине. Он даже настоял на том, чтобы заплатить за нее.

– Позвольте мне заплатить за нее, пожалуйста, шейх, – сказала я, объяснив, что как журналистка не могу позволить себе принимать подарки от одного из своих информаторов.

– Вы сошли с ума, – ответил он.

– Я должна заплатить за нее, но выбрали ее вы, и я вам за это очень благодарна.

– Пусть этот наряд приносит вам удачу, а еще вы всегда будете правильно одеты для встреч с братьями.

Я все еще надеваю эту абайю на непростые интервью. В некоторых кругах сам факт того, что один из помощников Заркави выбрал ее, придает мне дополнительный вес, в других – это хороший способ начать разговор.

Мы с Майклом остановились в Аммане, примерно в пятнадцати милях от Зарки. В день, когда мы надеялись взять наше первое интервью, мы встретились с лидером исламской общины Абу Ясминой у него в доме. У него для нас были хорошие новости. Некоторые родственники молодых людей, уехавших воевать в Ирак, согласились с нами встретиться.

Шесть молодых людей в возрасте от девятнадцати до двадцати четырех лет. Некоторые знали друг друга с детства. Их джихадские приключения не были секретом для соседей: все знали, что они делали и что с ними произошло. Двое, по всей видимости, погибли как террористы-самоубийцы, третий был застрелен; одного американцы арестовали и держали в Ираке. Вернулись только двое.

Мы с Майклом хотели поговорить с как можно большим количеством людей: с членами семей погибших, с людьми, которые завербовали ребят, и, если получится, с одним из парней, вернувшимся домой.

Абу Ясмина сказал, что две семьи готовы поговорить, но добавил: «Сомневаюсь, что у вас получится встретиться с остальными». Он не знал, что над этим работает другой мой друг – помощник Заркави.