Мне уже не больно (СИ)

— Я позвал их на завтра, — сознаюсь спустя несколько секунд обоюдного молчания, прерываемого лишь треском подгорающих макарон.

— Хорошо.

Честно, я благодарен Лешке.

За то, что он тут же отворачивается к пресловутой сковороде с испорченным тефлоновым покрытием, поганящим любую еду, и не давит пафосных фраз. Вроде «горжусь тем, что ты переборол свою замкнутость» или «ты не мог сделать мне лучшего подарка, братишка».

Он просто бранится, отскребая склеенные спагетти от дна, и делает вид, что не замечает, как моя рука медленно ползет по столешнице в сторону йогурта.

Лешка это Лешка.

Он всегда знает, когда надо промолчать.

***

— Алексей Григорьевич, куда продукты поставить?

Я не сомневался в Ульяне. Она влетает в квартиру энергичным вихрем, стряхивая кеды на коврике и расстегивая лимонно-желтое пальто. Крутится перед массивным зеркалом в прихожей, поправляет и без того идеально лежащие длинные волосы, ворчит на Вика, втаскивающего два доверху набитых пакета из «Азбуки вкуса». Из-за плеча последнего робко выглядывает Гришка, и я замечаю, что он тоже не с пустыми руками — притащил прозрачный герметичный лоток с пирожками, наверное, от бабушки, у которой гостил на неделе.

Лешка пялится на эмблему на пакетах с едва скрываемым смущением и неловко чешет пятерней в затылке. Нам продукты из таких магазинов не по карману, но не объяснять же ему прямо сейчас, что с Ульяной бесполезно спорить, а отказываться от ее покупок и вовсе чревато скандалом.

— Кухня налево, — быстро нахожусь я. — А руки помыть — направо.

Гришка вручает мне лоток с пирожками, а сам забирает у Вика пакеты, пока тот неуклюже вытряхивается из куртки. Вроде бы ничего удивительного, но этот мальчишка внимателен к окружающим на сотую долю больше остальных.

Мы с ним перемещаемся на кухню, сваливая продукты на столе, и у Лешки наконец-то находится, чем занять беспокойные руки. Он принимается методично расфасовывать сыр, помидоры, какие-то баночки с соусами, пирожные, зелень, мясо и куриные котлеты. Лешин взгляд на секунду поднимается на меня, и он мрачно вскидывает брови в манере «Серьезно? Азбука, черт подери, вкуса?»

Я делаю круглые глаза — «молчи!» — и поскорее выкатываюсь из кухни. Гришка, в коридоре дожидающийся, когда Вик и Ульяна в ванной вдоволь поспорят о том, кто кого забрызгал жидким мылом, делает вопрошающий кивок головой в сторону кухни.

Даже без знания языка жестов я понимаю, о чем он.

— Леша всегда с большим трудом дорогие подарки принимает, — сообщаю тихо. Я тянусь вперед и мягко пихаю сжавшегося Гришку в плечо. Тот в ответ слабо улыбается. — Да не переживай ты так. Вы его не обидели. Просто смутили немного… Ничего, ему полезно.

Спустя полминуты из ванной выходит Вик, многозначительно закатывая глаза.

— И что вы думаете? Эта женщина меня выгнала.

***

Мы сидим на ковре в моей комнате и собираемся пропустить пару кругов «правды или действия». Честно, еще пару месяцев назад я бы даже мысли не допустил, что соглашусь на такую избитую попсовую игру.

Ульяна сидит под столом, прислонившись спиной к теплому процессору. Вик развалился на животе между столом и кроватью, а к шкафу, сиротливо подобрав под себя ноги, прижимается Гришка. Возле него лежит огромная коробка с пиццей, которую Лешка принес нам только что из местной кондитерской за углом.

Сам я сижу, привалившись к кровати, и гипнотизирую коробку, источающую умопомрачительный запах курицы и поджаристой корочки, жадным взглядом. По условиям игры кусок достанется только тем, кто успешно справится с заданием.

— Чур, я первый! — заявляю я, пока Ульяна не нацелилась на парней. — Есть хочу дико.

— Ладно, — легко соглашается она, утыкая взгляд куда-то поверх моего плеча. — Правда или действие?

— Правда.

— Как-то скучно для начала, — фыркает Вик, устраивая подбородок на сложенных руках.

— Скучно — загадывать мне «действие», — парирую я. — Что я тебе интересного сделаю, сидя?

— Воскресенский. Ты что, бросаешь вызов моей фантазии? — губы Вика растягиваются в такую коварную ухмылку, что я мгновенно про себя решаю: нет, не хочется. Ульяна из тени подстолья корчит мне забавную рожицу, передразнивая Виктора. — Ладно, — тот картинно вздыхает. — Уль, задавай этому сачку вопрос.

— Тебе кто-нибудь нравится сейчас? — выпаливает Ульяна, почему-то отклоняясь глубже в тень. Я вижу из-под поверхности письменного стола только нижнюю часть ее лица, хитро улыбающиеся губы и их напряженные уголки.

Голубые глаза Гришки удивленно распахиваются, а Вик громогласно хохочет, так что трясутся его плечи, и ехидно комментирует со знанием дела:

— Девчонки.

У меня вопрос такой бурной реакции не вызывает, только легкое недоумение. Нравится? В смысле, как девушка? В голове немедленно формируется догадка о Каринке, которая могла подбить Ульяну на допрос с пристрастием.