Мне уже не больно (СИ)

Утром приношу в комнату поднос с едой и ставлю на тумбочку возле кровати. Всегда мечтал сделать завтрак в постель, только до этого некому было его приносить.

Сажусь на край кровати и осторожно убираю со лба Никиты темную непослушную прядь. Он такой теплый, сонный и домашний, что у меня легонько щемит сердце. Если бы каждое утро начиналось с него.

Вспоминаю, как ночью мы обменивались односложными фразами — «не ворочайся», «у тебя холодные ноги», «залезь под мое одеяло, согрей и не жалуйся» — и улыбаюсь. Кажется, даже в борьбе за одеяло с Никитой больше чувств, чем было когда-либо с Громовым. Там были скука и любопытство, подтолкнувшие нас друг к другу. Здесь нечто во много раз сильнее, опаляющее прекрасное и не дающее ровно дышать. Не позволяющее оглянуться на доводы разума.

Вздыхаю, думая о том, что с удовольствием остался бы здесь навсегда, в обособленном мире вместе с ним.

Если бы только мне дали дождаться собственного совершеннолетия.

Для меня бы больше не было преград. Почти полтора месяца, и я смогу делать то, что хочется, а не то, что требуют обстоятельства.

Матрас слегка прогибается в мою сторону.

— Ого, ты уже проснулся, — Никита, не открывая глаз, нащупывает мою ладонь и прикладывает к своей горячей со сна щеке. Улыбается. — Чем так вкусно пахнет?

— Блинчики, кофе и домашние кексы, — перечисляю, наклоняясь, чтобы поцеловать его, неторопливо скользнуть языком по его сухим послушно приоткрывшимся навстречу губам. — Доброе утро.

Комментарий к 2. Дом на краю вселенной

* — “…как ловко эти иллюзионисты всех надули!” — речь идет о к/ф “Иллюзия обмана”

** — “предложение, от которого невозможно отказаться” — фраза из романа “Крестный отец” и одноименного к/ф с Аль Пачино в роли Майкла Корлеоне

========== 3. Никита ==========

Загородный дом Алика, наверное, больше Версальского дворца.

Чего стоит один зал домашнего кинотеатра, который не уступает в размерах вип-залам городских. Я как раз перебираюсь на большой бесформенный пуфик в нескольких метрах от экрана, когда слышу шаги в коридоре за дверью и приглушенный расстоянием недовольный голос Алика, разговаривающего по телефону.

— Смолов, я просил не беспокоить меня на выходных… — тон такой резкий и холодный, что по спине бегут мурашки. Со мной он разговаривает совершенно иначе. — Если бы даже я собирался войти с тобой и Романовым в долю, очевидно, я бы претендовал на большие проценты…

Алик заглядывает в зал, видит меня и слегка отворачивается, стремясь скрыть раздраженный взгляд. Дневной свет, льющийся из коридорных окон, очерчивает его красивый профиль и чувственные недовольно сжатые губы.

— Не то у меня положение, и не тот возраст, чтобы безрассудно браться за такой рисковый бизнес, — произносит он уже спокойнее. — На старте не таким занимаются… Позвони секретарше отца, скажи, что от меня, и оставь контакты. Это все, что я могу сейчас тебе сказать.

Он бросает трубку.

Телефон тут же звонит вновь, на что Алик реагирует очень просто — выбрасывает его в коридор, где он с глухим звуком разбивается о мраморный пол, и захлопывает дверь.

— Ты выбросил айфон, — замечаю ему таким тоном, будто он этого не заметил.

— Куплю новый, — отзывается Алик мрачно. — Чтобы эта трезвонящая дрянь отвлекала меня… ну уж нет.

— Так телефон для того и нужен? — я все еще поглядываю на дверь, раздумывая, как часто Алик обходится так с навороченной техникой. Определенно, надо отучить его выбрасывать деньги на ветер, даже несмотря на то, что мне было велено не лезть в финансовые вопросы. — Для сообщения с внешним миром.

Алик спускается ко мне по широким ступеням, садится на мой пуфик, так что я сползаю прямо ему под бок, и с хитрой ухмылкой говорит:

— Зачем мне сообщение с внешним миром? — он наклоняется, опрокидывая меня на спину, а сам нависает сверху, так что я вижу, как темнеют его глаза из-за расширенных зрачков. — Когда у меня есть ты.

Он целует меня, так напористо и жадно, что у меня перехватывает дыхание. Я еще не успел привыкнуть к его аппетитам до поцелуев, но у меня каждый раз от восторга сильнее бьется сердце. Если поцелуи с Ульяной были спокойными и практически не вызывали никаких чувств, то губы Алика, впивающиеся в мои, заставляют забывать, кто я такой, от приятного волнения и довольства.

— Постой, погоди… — с трудом отстраняюсь, упираясь ладонями ему в грудь. — А о каком бизнесе шла речь?

Алик хмурится.

— Хороший мой, голову себе не забивай.

Обращение, несомненно, приятное, и здорово сбивает с толку. Но я не отступаю и произношу язвительно:

— О, ну конечно. Быть может, я лучше забью себе голову алгеброй?

Утром я действительно спохватился, что не сделал домашнее задание, но Алик тогда не дал мне даже книгу достать. Вот и сейчас он смотрит на меня с таким выражением, что становится ясно — уроками мне заняться на выходных не светит.

— Какая алгебра, ты с ума сошел?

— Тогда рассказывай.