Мне уже не больно (СИ)

Еще месяц или два назад я был против даже того, чтобы заканчивать одиннадцатый класс. Настолько окружающая действительность казалась бесполезной и исковерканной. Единожды пытался убить себя, с претенциозностью и решимостью отчаявшегося человека залезая в холодную ванну со скальпелем в руках.

А теперь сижу в горячей ванне с парнем, который мне нравится, и обсуждаю с ним мои перспективы на поприще образования. Жизнь — это странная, непредсказуемая штука.

— У меня с гуманитарными предметами хорошо, — произношу неуверенно. — Естественные тоже неплохо, и нравятся мне больше всего. А с точными хуже: алгебра вообще на грани тройки.

— У тебя, если так подумать, море перспектив. Некоторым вообще все с трудом дается, — фыркает Алик. — Хорошо. Давай рассмотрим естественнонаучное направление, к примеру…

*

Утром, когда Алик уходит проверить, как сад готовят к зимнему периоду, я наконец-то делаю домашку по алгебре и решаю заняться его ноутбуком. Дорогой, но уже с расцарапанным экраном и клавишами, западающими из-за крошек не то чипсов, не то печенья. Нахожу в комоде влажные салфетки для техники, выключаю ноут и принимаюсь методично его протирать.

— Ты что это делаешь? — Алик заходит в спальню и идет в ванную мыть руки от земли и песка.

— Ноутбук твой чищу, — отковыриваю клавишу пробела и вымываю из-под нее пыль и грязь. — Как ты на нем вообще работаешь? Это же ужас. Тебя не учили, что есть над клавиатурой нельзя?

Алик возвращается, вытирая руки полотенцем, и удивленно вздергивает брови.

— Какая разница? — отзывается он с легким намеком на раздражение. — Все равно, когда выйдет следующая модель «Тошибы», я куплю новый.

— Ну уж нет! — я заканчиваю и включаю ноут. — Он этого года. Другой тебе пока не нужен.

— И что, мне сидеть с устаревшей моделью, как лоху? — спрашивает он недовольно. — Да надо мной все ржать будут.

— Переживешь. Жизнь это не бег за брендом, — отрезаю невозмутимо. Надо же вбить ему в голову, что халатное отношение к вещам, которыми пользуешься, потом плавно перетекает в халатное отношение ко всему, в том числе и к людям.

Ноутбук включается, я щелкаю по иконке пользователя, и выскакивает поле для ввода пароля. Навскидку вбиваю дату дня его рождения, и мгновенно появляется заставка рабочего стола. Никакой интриги.

— Как ты это сделал? — лицо Алика вытягивается, и я не выдерживаю, весело смеясь.

— Эх, какое себялюбие, Александр Милославский! — вздыхаю театрально и откидываюсь на подушку. — А ведь на твоей странице «вконтакте» это есть в разделе личной информации.

— Ах так, — Алик сощуривается, подходит и отнимает у меня ноутбук. — Сейчас поменяю. Когда твой день рождения?

— Двадцать пятого ноября.

— Ты старше меня на четыре дня, — замечает он, копаясь в настройках. Я исподволь любуюсь его сосредоточенным лицом и властным тоном произношу:

— Вот и слушайся старших. Никаких новых ноутбуков в ближайшие два года.

— Блин, вот не умеешь ты жить с размахом и другим не даешь, — вздыхает Алик, но по едва заметной улыбке, скользнувшей по его губам, я понимаю — он не против.

*

Возвращаемся в город мы молча.

Я раздосадован тем, что выходные пролетели так быстро, и, если говорить начистоту, не совсем понимаю, как себя вести по возвращении домой. Кто мы теперь друг для друга? Не встречаемся ведь, да и дружбой эти отношения не назовешь. Дружба между Аликом и Антоном, мной и Виктором, а здесь скорее бешеное притяжение, которое вселяет в меня по-детски наивную уверенность — порознь я уже не смогу.

Алик тоже не произносит ни слова, становится каким-то замкнутым, холодным и неуловимо чужим. Мрачно уставился на дорогу, изредка щелкает каналы на радио, пока не находит «Бизнес фм» и не останавливается на нем, не то действительно вслушиваясь в сводку новостей, не то просто оставляя монотонный голос ведущего в качестве фона.

— Кофе будешь? — спрашивает, когда тормозим на заправке. Из кармана он достает бумажник и айфон, и я даже не сразу понимаю, что это новый телефон, а не тот, что он разбил на днях. Видимо, держал про запас. Почему-то эта незамысловатая деталь разрушает приятную иллюзию того, что мы на самом деле были вдвоем в обособленном мире.

— Ага, — слегка кашляю, чтобы избавиться от кома в горле. — Капучино.

Теперь у меня появляется возможность ехать, маскируя нервное напряжение за глотками из бумажного стаканчика. От Алика буквально веет холодной яростью, и я не понимаю, в чем же дело, пока он не тормозит у моего подъезда и не отстегивается. Он наклоняется ко мне, пристально всматриваясь в мое лицо, будто пытается запомнить все до мельчайших подробностей, и говорит хриплым голосом:

— Никто о нас не должен знать.

— Почему? — у меня не хватает самообладания для нормальных вопросов, когда он оказывается так близко.

— Так надо, — вздыхает, поджимая губы, и с трудом отводит взгляд. — Пока так надо. Объяснить прямо сейчас я ничего не смогу.

Вот и все. Конец прекрасным выходным, теплу чужого тела и рук, которые обнимают во время сна. Открытым улыбкам, которые не надо прятать.