Вечером Алик пишет мне «вконтакте» с просьбой объяснить тему по биологии, и, естественно, в обсуждении мы очень быстро отходим от учебы к персонажам комиксов. Затевается нешуточный спор: кто круче, Человек-паук или Человек-муравей? Я напираю на то, что способность уменьшаться до размеров букашки, сохраняя свою человеческую силу, всяко лучше банального пускания паутины из рук. Но Алик упрямо пишет мне о маневренности Паука, силе, гибкости и возможности быстро по высотным зданиям перескочить из одного конца города в другой.
Я как раз строчу ответ с перечислением неоспоримых достоинств Человека-муравья, когда звонит телефон, и на экране высвечивается фотография Ульяны, корчащей смешную рожицу. У меня падает сердце. Это будет первый наш разговор с пятницы, и я не уверен в том, что смогу найти достойное объяснение скоропостижному разрыву, не имея возможности рассказать о нас с Аликом. Да даже если бы я мог, что бы я сказал? «Привет, прости, но в моей жизни появился златовласый бог Аполлон, который обратил меня в языческую веру?»
Пишу Алику короткое:
«Мне Ульяна звонит».
Поднимаю трубку и зажимаю телефон между ухом и плечом.
— Привет, Ник! — голос Ульяны по обыкновению бодрый, а вот мое невразумительное мычание в ответ даже с натяжкой радостным не назовешь. — У меня к тебе важный разговор.
«Бля… Когда девушка сообщает, что у нее к тебе важный разговор, это плохо?»
«Не знаю. У меня не было девушек».
Да, советчик из Алика никакой.
— Что за разговор? — стараюсь, чтобы голос хотя бы звучал участливо, потому что от догадок — одна хуже другой — мне становится откровенно не по себе.
— Знаешь, мне очень неловко такое говорить… — Ульяна задумчиво вздыхает, и у меня пропадают последние сомнения: она все узнала. Но Уля принимается так быстро тараторить, что я не сразу понимаю, что с выводами сильно поспешил: — Короче на выходных мы пару раз гуляли с Антоном Васильевым. И вчера вечером после ужина в ресторане он меня поцеловал, а я… только с очень большой натяжкой можно назвать мою ответную реакцию сопротивлением. В общем, чего я хочу в последнюю очередь, так это врать тебе, Ник, потому что я очень-очень тебя люблю! Но, мне кажется, только как друга. Я хотела предложить не торопиться с отношениями. Потому что если в них не будет искренности, то грош им цена. Понимаешь?
Она спрашивает это с искренним беспокойством, а я не могу сдержать радостной улыбки и облегченного выдоха. Определенно, тяготящие обоих ненастоящие отношения не стоят нашей с ней дружбы. Поэтому я, игнорируя уже третье подряд «Ну что там?» от Алика, мягко говорю ей в трубку:
— Понимаю, Уль, понимаю. На самом деле я тоже хотел не идти дальше и не знал, как тебе об этом сказать.
— Правда? — Ульяна смеется. — Видишь, мы даже мыслим одинаково, Воскресенский… Но только попробуй меня теперь избегать!
Я издаю легкий смешок.
— Даже не посмею.
— Дружба? — предлагает Ульяна уже серьезно, и я также серьезно ей отвечаю, чувствуя себя самым свободным и счастливым человеком на планете:
— Дружба, Уль.
Мы прощаемся, условившись встретиться перед уроками в холле, и я возвращаюсь к ноутбуку и вкладке диалога с Аликом. Там набралось уже двадцать сообщений, в которых вопросы от спокойных стремительно перескочили на нервные и нетерпеливые, с кучей вопросительных и восклицательных знаков. В довершение картины снизу появляется уведомление, что Алика нет в сети.
Я набираю его номер, и Милославский тут же, спустя половину гудка, рявкает в трубку:
— Снизошел?
— Да успокойся ты, я же не могу одновременно концентрироваться на двух разговорах, — фыркаю, закатывая глаза. Алик, наверное, самый нетерпеливый из всех, с кем я знаком. Ответом мне становится упрямое гнетущее молчание. — Не хочешь спросить, к чему мы с Ульяной пришли?
— Дай угадаю, — отзывается он ядовито, но я слышу едва различимое беспокойство в его тоне, — вы все еще не разошлись, потому что тебе неловко бросать бедную несчастную девочку.
— Я что, произвожу впечатление бесхребетной мямли? — отзываюсь обиженно и тут же вздыхаю: — На самом деле она сама попросила остаться друзьями. Кажется, у нее намечается что-то с Антоном.
— Хм.
Алика эта новость будто бы не очень удивляет, но он все равно становится на порядок веселее и даже посмеивается, что-то набирая на ноутбуке.
— Теперь все препятствия устранены? — спрашивает он вкрадчиво. Как же быстро интонация его голоса может перейти от мрачного раздражения к легкой беззаботности. — Эй, ты там уснул?
— Ты о сексе? — бормочу сконфуженно, и чувствую, как горят от смущения уши. Никогда бы не подумал, что постельные темы будут вызывать во мне столько стыдливости.
Алик снова смеется.
— Вообще-то я просто о нас, — тянет он с игривой хитрецой и добавляет низким томным голосом: — Но если хочешь поговорить о сексе…