Мне уже не больно (СИ)

Возникает закономерный вопрос, что может заставить Алика признаться. И тут же, как гром посреди ясного неба, вспоминаются его слова перед гонкой, адресованные Ромашке: «Ты больше не навредишь тем, кого я люблю».

Если и есть что-то, способное заставить Алика отречься от дела, к которому его готовили всю свою жизнь, так это причинение боли его близким.

Его отец уже лежит в больнице с двумя пулевыми ранениями.

И кто же остается, помимо отца и матери, которой уже два года нет в живых?

Последние недели отучили меня слепо доверять всему, что мне говорят. Но шепот Алика вчера, когда он думал, что я не слышу. Эмоции, пробившиеся сквозь безразличие, когда он увидел меня в машине скорой. То, что он сорвался на Антона. То, что присматривал за мной, держа при этом на расстоянии. Что это, если не защита. Что, если не расчетливый план?

Захлопываю крышку ноутбука, устало потирая глаза. Тревоги последних дней выжали из меня все соки. Я просто не в состоянии сейчас строить догадки и теории относительно того, какую игру ведет Алик.

Что мне остается, так это просто ждать.

*

На следующий день, несмотря на заманчивое предложение Василисы остаться дома и весь день валяться на диване перед телевизором, смотря дурацкие зарубежные ситкомы, я прошу Лешку подбросить меня до школы.

Пусть Громов не думает, что мне сильно досталось.

Сажусь рядом с Виктором, который косится с недовольством на мою расцарапанную скулу. Вчера я так и не рассказал ему, кто меня отпинал, но Вик, привычный все несчастья мира приписывать Романову, кажется, и на этот раз подумал на него. Сверлит полным ненависти взглядом затылок Ромашки, хотя я всеми силами пытаюсь отвлечь Виктора на обсуждение баскетбольного матча между местными командами, который накануне вечером крутили по кабельному каналу.

Вик нехотя подхватывает разговор, и следующие десять минут проходят относительно мирно. Исподволь наблюдаю за классом — Громов в гордом одиночестве за последней партой пожевывает распухшую губу. Замечаю, что она подлатана тонкой медицинской нитью, и удовлетворенно ухмыляюсь. Каринка болтает со своей подружкой, имя которой я так и не запомнил. Алик и Антон в противоположном конце кабинета тихо переговариваются между собой, сосредоточенно уткнувшись в какой-то документ.

До урока остается еще минут десять, когда в класс заходит Дубль, лениво шаркает к своему месту и вдруг в ступоре замирает. Хмурится, пристально смотрит на пустую парту, даже наклоняется, чтобы заглянуть под нее. Потом рассеянно оборачивается, оглядывает класс и останавливает взгляд на Громове. Дубль направляется в его сторону, так угрожающе сверкая глазами из-под челки, что не по себе становится даже мне.

— Не понял! — он ударяет кулаком по парте Громова, заставляя того вздрогнуть и поднять испуганный взгляд. — Ты оборзел?

Я вижу, как Дубль хватает с парты Димы айфон. Судя по чехлу с картинкой из «Эдвенчер тайм» — свой айфон.

— Совсем страх потерял? — гремит Дубль на весь класс. Каринка аж дергается за первой партой и вся сжимается, становясь при своей миниатюрной комплекции совсем крошечной. — Какого хрена ты мой телефон взял?

Громов трясет головой, вытаращив глаза на кулак Дубля, который оказывается у него перед носом.

— Это не я… — бормочет Дима. — Честно! Вообще не понимаю, как он здесь оказался, я все время сидел здесь и никуда не вставал… Карин, ну скажи ты!

Карина вдруг расправляет плечи и вздергивает подбородок, отвечая с холодным достоинством:

— А я не следила, что ты там делаешь.

Удивительно.

Сам только что видел телефон Дубля у него на парте. Он потому и оставляет айфон так спокойно, что никто в своем уме не решится его тронуть.

Разве что в качестве изящной подставы.

Я смотрю на Антона — единственного из нас, кто вставал из-за парты в то время, когда Дубль потерялся в просторах школьного коридора. Васильев не поднимает взгляда, продолжая вчитываться в документ, но я замечаю проблеск лисьей бесноватой ухмылки на его губах. Незаметно подкинуть телефон Диме на парту для такого виртуоза как Антон — пара пустяков.

Между тем Дубль заводится не на шутку.

— Я тебе что, мешаю своими играми? — орет он на обмершего побледневшего Диму, наклонившись к нему всем корпусом через парту. — Жизни меня решил учить?

— Да отъебись ты, — выплевывает Громов неприязненно. — Делать мне больше нечего.

Дубль сжимает ладонь в кулак и резко заезжает им Диме по носу. Тот издает гортанный полный боли стон, закрывая ладонями лицо. Готов поклясться, что слышал смачный хруст.

Каринка тонко вскрикивает и с ужасом таращится на то, как Громов, поднявшись из-за парты и капая кровью из носа, грубо отталкивает Дубля и стремительно несется прочь из кабинета.

Как ни странно, произошедшее ничуть не будоражит класс.