Мне уже не больно (СИ)

Часы показывают без двух минут двенадцать. Город за окнами уже утонул в ярком свете таблоидов, автомобильных фар и ночных фонарей.

Захлопываю крышку ноутбука и смотрю на тонкую стопку документов, которые надо изучить и подписать. Но не сегодня. Не после чашки кофе, в которую я щедро плеснул ликер. Мысли текут медленно, никуда не спеша. В таком состоянии я не вникну уже ни в один пункт договора.

Сейчас бы рухнуть в кровать, забыть обо всех проблемах.

Прижаться к теплому телу, обнять со спины и просто заснуть под звук мерного никитиного дыхания.

Боже.

Ладонями провожу по лицу, надавливаю указательными пальцами на закрытые глаза в попытке избавиться от нестерпимого зуда усталости.

— Алик.

На пороге кабинета стоит Антон, глядя на меня с легкой улыбкой. Его русые волосы взъерошились, рубашка помялась за день. Потрепала его нервная работенка: это видно и в ссутуленных плечах, и на осунувшемся худом лице. И все же он выглядит радостным, даже самую малость счастливым, когда говорит:

— С днем рождения, друг.

Поднимаю взгляд на часы. Перевалило за полночь, и наступил день, которого я ждал так долго и истово, что теперь немало разочарован его обыденностью. Ничто не изменилось, когда стрелка качнулась на деление вперед. Никита не простит меня просто так, по щелчку пальцев, он не забудет волшебным образом ни моей отстраненности, ни грубости и холодного третирования последних недель. Он не забудет того, что в переломный момент мне пришлось поставить во главу угла бизнес, находящийся на грани краха, а не его.

— Спасибо.

Голос звучит хрипло и будто бы мне не принадлежит.

— Что сделаешь в первую очередь? — любопытствует Антон, облокачиваясь плечом о дверной косяк. По его ироничному тону ясно, что и он не верит в мгновенное решение проблем.

Выдвигаю верхний ящик тумбочки, достаю черный кейс и кладу на стол. Антон подходит ближе и смотрит на стикер, приклеенный на крышку — на нем значится сумма. Вздергивает брови и присвистывает.

— Это?..

— Это отдашь брату Никиты лично в руки, — говорю, откидываясь на спинку кресла и натягивая на плечи цветастый отцовский плед. Тело ломит, настолько я устал за двое суток без сна, перебиваясь только легкой отрывочной полудремой. — С остальными жертвами аварии я уже связался и помог им финансово, чем смог.

Антон серьезно смотрит на меня, кусая нижнюю губу.

— А отец твой знает?

Качаю головой. Не знаю, как отец отнесется к тому, что я потратил все, что копилось на моем личном счете, начиная с моего рождения.

— Когда я вернулся из Америки, он сказал, что я стал монстром, — отзываюсь тускло. Это слово все еще впивается занозой под сердце, хотя я смутно подозреваю, что отец сказал это импульсивно и в пылу ссоры. — Не думал, что это уязвит меня так сильно. Но я тогда пообещал себе, что это перерасту. Детскую ненависть, эгоизм. Что буду изнемогать себя до другого, лучшего человека.

Опускаю взгляд на чашку с грязным кофейным ободком.

Что случилось дальше, Антон и сам знает. В моей жизни появился человек, который сделал мое исправление возможным. Чье присутствие рядом вселило уверенность — я смогу все.

Антон ничего на это не отвечает.

Молча берет кейс и идет к выходу из кабинета. Уже на пороге разворачивается и говорит:

— Вызови себе такси, когда соберешься домой… — улыбается как-то лукаво. — Только сильно не задерживайся.

*

Несмотря на просьбу Антона, дома я появляюсь только под утро.

Хорошо, что сегодня суббота, и мне не придется пересиливать себя ради лицея или офиса. Мне хочется заснуть на целую тысячу лет.

Но когда я прохожу по коридору и вижу приоткрытую дверь в спальню, сонливость на мгновение уступает место легкому беспокойству. Заглядываю внутрь, сощуриваясь и пытаясь в полутьме, разгоняемой лишь блеклым светом уличного фонаря, разглядеть кровать.

Вижу, что под одеялом кто-то лежит. Судя по коляске, примостившейся у окна, это Никита. Сердце екает.

В изножье, уставившись на меня зелеными посверкивающими глазами, устроилась черная кошка и утробно тихонько урчит, лениво шевеля кончиком хвоста.

И думай теперь, кто из этих двоих — подарок Антона.

Непроизвольно улыбаюсь, торопливо скидывая пиджак, расстегивая пуговицы рубашки. Щелкаю пряжкой ремня, скидываю ботинки, стягиваю брюки. Оставшись в одних трусах, забираюсь на кровать и осторожно приподнимаю одеяло.

Кошка недовольно мяукает и перепрыгивает на кучку моих вещей, сброшенных на полу. Топчется, устраиваясь удобнее, и смотрит на меня с каким-то укором.

«Потерпи, кошатина, — думаю, забираясь под одеяло. — Сегодня кровать не для тебя».

Никита сонно что-то бормочет, с трудом поворачиваясь ко мне. Щурится, вглядываясь в мое лицо, и хрипло шепчет:

— Ты холодный.

— Как ты здесь оказался? — подбираюсь ближе, кладу руку ему на талию, легонько водя пальцами по его спине. Я так устал, что не способен даже как следует обрадоваться, только ощущаю умиротворение от его близости, тепла его тела.