Мне уже не больно (СИ)

Я опасливо оглядываюсь по сторонам.

Но в общей полутьме за ревущей музыкой и постоянным движением толпы никто не замечает двух парней, обжимающихся неподалеку от барной стойки.

Гришка подступает ближе, заставляет меня двигаться зеркально ему. И в какой-то момент, чувствуя, что попадаю в такт, прилежно следуя указаниям, я начинаю ловить от происходящего кайф.

Мы остаемся на три танца, стараниями Гришки раскрепощая меня до такой степени, что я уже не обращаю внимания ни на кого вокруг, полностью отдаваясь на волю музыки. А потом Гришка сам останавливается, откидывает мокрые пряди ото лба и с лукавой улыбкой тащит меня за перегородку.

Здесь тише, чем в зале, но грохот все равно отдается в стенах и полу вибрирующим отзвуком.

— Я думал, вы там до конца смены диджея застряли, — улыбается Дубль, вальяжно раскинувшийся на кожаном диванчике, и двигается, когда Гришка садится рядом. Перед ним на столике уже три пустых бокала из-под «Лонг айленда», хотя пьяным Дубль не выглядит. Просто расслабленным чуть больше, чем обычно.

А вот судя по тому, что Ник безуспешно пытается под смех Карины вытащить застрявшую между спицами колеса трубочку от коктейля, ему выпитого оказалось достаточно, чтобы быстро и надежно улететь.

Я усмехаюсь.

Принимаю протянутый Дублем шот, подкрашенный чем-то зеленым. Оборачиваюсь, опрокидывая его в себя, и застываю в оцепенении. Я почти не чувствую, как водка с абсентом обдают жаром все во рту. Не слышу спора Ника и Карины.

Потому что сквозь стекло, поверх голов танцующих в зале я вижу парня в кожанке, который стоит, облокотившись о стойку, и смеется над шуткой бармена.

У него русые, почти до плеч, уложенные в нарочито небрежной манере волосы и пронзительные зеленые глаза. Знакомая лисья ухмылка на тонких губах. Он оборачивается, и мне кажется, хоть это и невозможно сквозь тонированное стекло, что его внимательный изучающий взгляд направлен прямо на меня.

Нежеланная весточка из нашего прошлого.

Антон Васильев.

*

Под предлогом необходимости проветрить голову и покурить я выхожу на улицу. Стою, тупо разглядывая проплывающие под светом уличных фонарей машины. Подставляю лицо холодному ветру и пытаюсь унять сбившееся с ритма сердцебиение.

Я почти не удивляюсь, когда входная дверь хлопает, и рядом со мной становится Антон.

— Привет, Лебедев, — улыбается он дружелюбно.

Я разворачиваюсь и молча бью его по лицу. Васильев прижимает ладонь к ушибленной мгновенно налившейся красным скуле, морщась от резкой боли, но очень быстро возвращает выражение беспечного самодовольства во взгляде.

— Ты так всех старых знакомых приветствуешь? — спрашивает он со смешком.

— Знакомых ублюдков, — хриплю в ответ и дрожащими пальцами поджигаю сигарету. Никотиновый дым не помогает, только наливает легкие тяжестью. Я стою в немой растерянности какое-то время, а потом спрашиваю ровным почти отчужденным тоном: — Как ты нас здесь нашел?

— Отследить твою бронь не так уж и сложно, — пожимает плечами Антон.

Он тоже закуривает. Ветер треплет его отросшие волосы и полы расстегнутой кожанки.

У меня в голове так много вопросов, что я не знаю, какой задать первым.

— Где Алик?

— Хочешь и его ударить по лицу?

— Нет. Там одним ударом не ограничится, — уверяю я мрачно.

Антон звонко смеется. И в этом смехе так много из прошлого, что я досадливо морщусь из-за чувства волнения и трепета, поднимающегося внутри. Неправильное иррациональное чувство тоски, намекающее на то, что я очень скучаю по былому, вызывает у меня отвращение.

— Он еще не приехал, — отзывается Антон, отсмеявшись. — Заканчивает дела вне города.

— О, вот оно что, — хмыкаю я и произношу дрожащим от ярости голосом: — Можешь передать ему, что его здесь никто не ждет.

— Я не сомневался в том, что ты это скажешь, — негромко бормочет Антон и тут же, не давая мне и слова вставить, спрашивает: — Никита сдал последний экзамен?

Волна гнева, поднимающегося внутри, окольцовывает и душит меня.

Мне хочется врезать ему еще раз, лишь бы научить ни разу больше не задавать вопросов о Нике.

— Как ты…

— Мои люди за ним приглядывают. За всеми вами, — предупреждает мой вопрос Антон. В его голосе звучит все меньше от насмешки, и все больше от серьезности.

Приглядывают, надо же.

Я зло отрывисто смеюсь. Во мне не находится сил удивляться тому, как Антону и Алику хватает наглости следить за нашей жизнью, контролировать ее, даже находясь за пределами города и наших мыслей.

— Как Ульяна? — в голосе Антона чудится плохо скрытое за небрежностью волнение.

— Как будто ты и за ней не следишь, — цежу я сквозь зубы.

— Слежу, — улыбается Антон. — Но хочу слышать от тебя.

Я хочу развернуться и уйти, но слова вырываются из меня прежде, чем я успеваю сделать хоть шаг в сторону входа:

— Ей без тебя хорошо.

Антон ничего не отвечает. Его зеленые глаза поблескивают в скудном освещении фонаря и кажутся полными невысказанной выдержанной временем грусти.

— Зачем ты пришел? — спрашиваю, уже не скрывая недоброжелательности в голосе.