Мне уже не больно (СИ)

— Просто разведать обстановку. На пару минут позволил себе нечаянную слабость. Мне нужно будет на время отлучиться из города… — Антон замолкает, не продолжив мысль, отбрасывает окурок и засовывает руки в карманы куртки. — Еще увидимся, Вик.

Он кивает мне, разворачивается и идет по улице прочь от здания клуба.

— Никогда! — кричу я ему вслед. — Никогда не возвращайтесь в нашу жизнь, слышишь?

========== 8. Никита ==========

У Ритки только недавно прорезались два верхних и два нижних зуба, но она уже наловчилась точить их о мои пальцы с таким остервенением, что позавидует соседский бульдог.

— Нельзя! — втолковываю весело улыбающейся Рите и легонько щипаю ее за пухлую щечку. — Нельзя кушать своего дядю. Я тебе еще пригожусь.

Рита энергично подпрыгивает у меня на коленях, радостно выдавая «Кит! Кит!» — единственный огрызок моего имени, который в состоянии произнести. Ее прыжки отдаются в ногах тупой едва различимой пульсацией. Мой лечащий врач говорит, что боль — хороший признак возвращения чувствительности. Но когда я просыпаюсь по ночам от диких судорог и ощущения, будто голени мне пытаются ампутировать без анестезии ржавой бензопилой, я совсем так не думаю.

— Никит, это еще что? — в комнату заглядывает Василиса с кухонным полотенцем, перекинутым через плечо. Подходит и берет Риту на руки. — Не позволяй ей плясать у тебя на ногах. Ты ее балуешь, а она потом будет веревки из тебя вить.

Рита отвлекается, рассматривая сережку Василисы из разноцветных бусинок, и зачарованно замирает, выдувая слюнявые пузыри.

— Что поделать, я очень лояльный дядя, — отвечаю с достоинством.

Василиса только закатывает глаза. И ойкает от неожиданности, когда Рита решает присвоить сережку и ловко выдергивает ее у матери из уха. Все-таки внешне она уже очень похожа на Василису, разрезом глаз, аккуратным носиком и пухлыми губами, а вот характером явно пошла в моего братца.

Маленький чертенок.

— Как будто полной комнаты игрушек мало, — смеюсь по-доброму.

Быть может, я действительно слишком мягок в вопросах воспитания Ритки. Но мне очень хочется, чтобы она росла счастливой, почаще улыбалась, щеголяя только-только прорезавшимися зубками, смеялась заливисто и прыгала от избытка искренних детских чувств. И порадовалась однажды тому, что у нее самые классные любящие родители на свете.

— Сегодня ужинаешь у Милославского? — спрашивает Василиса, снимая вторую сережку и отдавая Рите.

— Угу.

Воскресные ужины у Олега Павловича уже стали своеобразной традицией.

— Возьмешь с собой Катю? — спрашивает Василиса, едва заметно улыбаясь и совершенно не замечая, что Рита цепляет сережки ей на волосы, что-то приговаривая на своем непонятном языке. — Олег у меня пытался выспросить на днях, что за дама у тебя появилась.

— Там еще все не настолько серьезно… — смущаюсь и чешу кончик носа.

Катя — девушка с моего потока, красивая, смышленая и обожающая комиксы «Марвел». С ней меня познакомил Дубль еще в начале учебного года, и как-то незаметно, через несколько месяцев общения и постоянных встреч в тусовках первокурсников, у нас с ней дошло до зарождения взаимной легкой симпатии. Не то что бы я был готов к серьезным отношениям после человека, который разделил всю мою жизнь на «до» и «после», но я очень хотел в рамках новой политики «двигаться дальше» не отказывать себе в том, что казалось правильным. А простота Кати в общении, пара нечаянных поцелуев и шутки Дубля с Виком, которые разве что от счастья не сияли, когда видели нас вдвоем, лишь убедили меня в том, что не стоит останавливаться из-за сомнений.

Надо просто жить, как живется. И никогда не оглядываться на прошлое.

— Как знаешь, — усмехается Василиса. — Не забудь выпить таблетки перед выходом.

*

В особняк меня подбрасывает один из штатных водителей Милославского. Помогает перебраться на коляску и даже дает стрельнуть у него сигарету.

— У Олега Палыча новая машина? — спрашиваю удивленно, замечая припаркованную возле палисадника Мазерати.

Водитель скучливо пожимает плечами:

— Я второй день работаю. Да и в основном по охране, так что в тачках босса не ориентируюсь.

Надо же.

Зачем это Милославскому понадобилось расширять штаб телохранителей? Раньше ему сполна хватало двух, да и те большей частью скучали и бесконечно резались в карты в холле. Уже больше года я не слышал ни о покушениях, ни о заговорах и разбушевавшейся преступности в городе.

Я докуриваю и по пандусу заезжаю в дом.

В холле горят все торшеры, люстры и лампы, слепят обилием света и играющих в хрустале бликов. Мраморные полы начищены до блеска, тяжелые портьеры на окнах раздвинуты, сверкают чистотой даже поручни лестницы из красного дерева и каменные изразцы декоративного камина. Дом впервые на моей памяти дышит помпезной пышностью, давит массивом итальянского декора и явственным флером богатства.

Меня встречает сам Милославский. Он выходит со стороны гостиной, слегка опираясь на трость, радушно улыбается и с неожиданным пылом жмет протянутую мной руку.

— Приветствую, молодой человек!

— Здрасьте…

Я оборачиваюсь, заметив, что приоткрыта стеклянная тонированная дверь в зимний сад.