Мне уже не больно (СИ)

— Да, Нил Армстронг, мы видели, — бурчит Ростислав Сергеевич, отнимая у меня костыли, которыми я норовлю разнести ему весь кабинет от внезапно свалившегося на меня счастья. — Это значит, что мы можем усилить интенсивность лечебного курса.

Энтузиазм, с которым Ростислав Сергеевич это произносит, слегка пугает. Если до этого курс был не интенсивным, то мне сложно представить его таковым.

— Ты большой молодец, Ник, — Ульяна трясет меня за рукав толстовки. Ее глаза горят ребяческим восторгом, и я невольно смеюсь, не в силах не вторить ее искренней радости.

У меня вряд ли бы что-то получилось, если бы не поддержка дорогих мне людей. Если бы Лешка и Василиса не настаивали на посещении курсов. Если бы мои друзья не видели в каждом новом сдвиге с мертвой точки благой знак и внеземное достижение. Если бы Алик год назад не сказал убежденно: «Значит, однажды ты будешь играть в баскетбол».

Немалую роль в прогрессе лечения сыграло и то, что я отринул притягательную некогда идею избавления через смерть и истово поверил в собственные силы.

Я действительно хочу жить дальше и искать новых свершений.

И мечтаю с нетерпением о том, когда вновь смогу подняться на ноги и рвануть вперед. Сбить дыхание от скорости бега, ощутить под ступнями комковатую влажную землю и услышать свист ветра в ушах.

— Ну-ну, барышня, не перехвалите его раньше времени, — Ростислав Сергеевич подходит к рабочему столу, чтобы сделать отметку в моем личном деле. — Нам еще работать и работать.

— Конечно, — отзывается Ульяна, а сама мне подмигивает, пока он не видит.

Мы прощаемся с Ростиславом Сергеевичем и спускаемся на подземную стоянку клиники. Когда я вижу Ульянин красный, но по стекла изгвазданный в темной дорожной грязи мерс, то содрогаюсь.

— Это адская колесница, — произношу сдавленно, перебираясь на пассажирское сидение и позволяя Ульяне заняться складыванием коляски. — Может, вызовем такси, а тачку твою Вик потом подбросит?..

Ульяна отбрасывает волосы с лица и пыхтит над не поддающейся коляской. На каблуках и в коротком платье это сделать еще проблематичнее обычного, и я в который раз жалею, что никак не могу ей помочь.

— Ну, уж нет, — заявляет Уля, когда справляется и оттаскивает сложенную коляску в багажник. — Я только сдала на права, мне нужно много практики.

Она обходит машину и садится на водительское место, уверенно поворачивая ключ зажигания. К моему огромному сожалению, все остальное на дорогах она делает с той же стальной решимостью.

— Знаешь, что Дубль про это говорит? — уточняю язвительно. — Что когда показатель «много практики» примерно равняется показателю «много разбитых машин», стоит задуматься о тренировке на площадке с конусами и карточными человечками.

Ульяна пальцем стирает вишневый помадный след под нижней губой, глядясь в зеркальце, и мурлычет:

— Пристегнись и заткнись, Воскресенский.

*

Последним на сегодня пунктом из списка дел становится лицей.

У руководства есть старая добрая традиция награждать медалистов престижных олимпиад и тех, кто сдал экзамены на выдающиеся баллы, именными грамотами. Не знаю, почему нас не наградили еще на последнем звонке, но ничего не имею против припозднившегося поздравления. В каком-то роде для меня биология, которую я сдал на сто баллов, и химия на восемьдесят восемь являются тем результатом, которым действительно стоит гордиться.

Мы с Ульяной поднимаемся на административный этаж, где уже собрались приглашенные ребята нашего выпуска.

Среди них я вижу Диму Громова, который окончил школу с золотой медалью и сдал обществознание на сто баллов. Неподалеку от него ошивается телохранитель Илья. Вот уж поистине неразлучная парочка — где не увижу Громова, за ним по пятам неотступно следует этот бритоголовый бугай с извечно скучающим выражением лица.

— Привет, — я подъезжаю к Диме, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Ого. Привет, — Громов вдруг улыбается, что делает его и без того красивое лицо живее и обворожительнее, и с пылом трясет мою руку. — Давно не виделись.

Быть может именно редкость наших с Димой встреч позволяет нам относиться друг к другу с искренним дружелюбием. Школьные обиды со временем забываются, кажутся по нелепого незначительными и отягчающими общение. И все же, чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь — умение прощать и просить прощения это самый ценный навык из возможных.

Без него так всю жизнь и проживешь.

С дружбой, брошенной на полпути, с невзаимной старой любовью, обернувшейся заскорузлой обидой и горькими мыслями о несбывшемся. Без людей, необходимость которых понимаешь много позже свершившихся ссор.