Читаем Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах полностью

В 1929–1933 гг. был создан мемориал в Праге на холме Витков, месте, где в 1420 г. гуситы одержали победу над крестоносцами. Там была поставлена статуя Яна Жижки (скульптор Я. Зазворкий). Памятник является характерным примером медиевализма — с его помощью стремились почтить память чешских легионеров и чехов, павших в Первой мировой войне. Но для этого избрали образ средневекового героя — Яна Жижки, тем самым рифмуя судьбу героев-гуситов и чехов — жертв мировой войны в ХХ в.[803]

Встречаются и довольно экзотические памятники. В 1930–1931 гг. на горе Радгошть была установлена статуя языческого бога Радегаста работы А. Полачека. Она образовывала пару с расположенной неподалеку скульптурной группой Кирилла и Мефодия, и как бы подчеркивала важность их миссии, перехода от язычества к христианству. Открытие комплекса состоялось 5 июля 1931 г. на день памяти славян-апостолов под патронатом президента Т. Масарика.

В новом историческом контексте чехи вновь реанимируют Краледворскую и Зеленогорскую рукописи. В 1932 г. в Праге было основано Чехословацкое общество рукописей, которое в основном занималось отстаиванием достоверности этих «драгоценных текстов». Аргументы в ход шли вовсе не научные: будто бы памятники критиковали ученые-евреи и примкнувшие к ним немецкие враги славянства[804]. Антисемитизм и национализм в данном случае прямо граничили с фашизмом. Как показано в книге «Рукописи, которых не было», недаром одним из учредителей этого общества был известный своими профашистскими взглядами Ян Врзалик, а статьи в защиту подлинности публиковал националист Ф. Мареш. Никаких новых научных доводов в публикациях не приводилось, зато рукописи оказались мобилизованными в интересах современной идеологической борьбы.

Одним из ярких европейских художников, выразивших панславянские настроения начала ХХ в., стал чешский живописец Альфонс Муха. «Идея написать серию картин, посвященную истории славян, возникла у художника в 1908 году во время музыкального концерта в Бостоне, где исполнялась симфоническая поэма „Влтава“ Бедржиха Сметаны. Проектом заинтересовался американский миллионер Чарльз Ричард Крейн (1858–1939), известный своими славянофильскими взглядами»[805]. Именно Крейн профинансировал работу художника над циклом.

Альфонс Муха создал цикл картин «Славянская эпопея» (1912–1928), в котором, как отмечают исследователи, были сильны идеи панславизма[806]. Интересно проанализировать в этом цикле и то, как в нем отражается медиевализм.

Прежде всего, он проявляется в выборе сюжетов. Действительно, большинство исторических сцен, запечатленных на картинах этой серии, восходит к средневековой истории, ритуалам, героям. Да и сцены современности трактуются не без оглядки на великую эпоху прошлого.

Медиевализм проявляется и в пристрастии художника к образно-символическому языку, характерному для Средневековья. К примеру, это просматривается в разделении картинного поля живописных полотен на мир земной и мир небесный, что было характерно для художественного языка Средневековья. Это просматривается и в пристрастии художника к введению в композицию символических знаков, к примеру круга как символа единения всех славян. Символичны даже цвета, которые применял художник. Так, на картине «Апофеоз истории Славянства» голубой цвет — символ ранней истории славянских племен, красный — гуситских войн, черный — врагов славян, золотой — будущего[807].

Цикл сложен, интересен, вызывает споры, рождает эмоции. Анна Дворжак писала об этой работе художника следующее: «В Славянской эпопее, цикле из двадцати монументальных полотен, Альфонс Муха излагает историю возникновения славянских народов, ставит задачи, которые им необходимо решать в настоящем, цели, которые славянам предстоит достичь в будущем. Избранные художником эпизоды не просто исторические иллюстрации, а образные размышления на общечеловеческие темы. Взятая целиком, Славянская эпопея Мухи является удивительным личным подвигом. Картины впечатляют необычными размерами и концептуальным решением. Муха внес огромный вклад в стилистику исторической живописи, объединив реальность и аллегорию, прошлое и его символическое значение. Он показал человека, живущего здесь и сейчас, с его предками, богами и верованиями. Сочетание исторической живописи и символизма — самая характерная черта Славянской эпопеи»[808].

Попробуем проанализировать некоторые смысловые линии этой сложной композиции. Казалось бы, цикл картин хронологически выстроен. Можно рассматривать события, изображенные на них, в исторической последовательности. Но каждая картина имеет взаимосвязь не только с последующей, но и с любой другой. Так, первая картина цикла — «Славяне на исконной Родине» (1912 г.), где изображены славянские прародители, напуганные врагами, по своей символичности соотносится с последней композицией — «Апофеоз истории Славянства» (1926 г.), где показана надежда на великое будущее славянских народов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика