Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах

В Албании в межвоенный период начинают формироваться первые институции, связанные с сохранением памяти и истории: в 1920–1921 гг. запускается программа общенационального образования[827], в 1922 г. создается национальный музей в Тиране. Отметим, что для создания музея был приглашен Карл Пач, австрийский балканист, до этого принявший участие в создании музея г. Сараево[828].

Особое внимание в музее было уделено разделу, посвященному Скандербегу. В 1928 г. шлем Скандербега стал прообразом короны албанского короля Ахмета Зогу. Произошли изменения в гербе и флаге страны: после провозглашения королевства на них разместили шлем Скандербега. Также в период правления Зогу на фуражках военных появилась кокарда в виде все того же шлема Скандербега. По просьбе албанского правительства в 1937 г. австрийским мастером была изготовлена идентичная реплика шлема, которая находится сейчас в Национальном музее Тираны в Албании (строительство музея началось в 1937 г.). Данная инициатива была напрямую связана с празднованием 25-летия независимого Албанского государства.

После образования в 1918 г. Королевства сербов, хорватов и словенцев сохранился контроль Министерства просвещения над издающимися в государстве учебниками. Долгое время, вплоть до конца 1920-х гг., продолжали использовать получившие одобрение министерства учебники Михайло Йовича, которые выдержали еще ряд переизданий[829]. Главный просветительский совет продолжил заниматься разработкой модели единого унифицированного учебника для всей страны, но после многолетних трудов и многочисленных проектов вынужден был признать эту идею неосуществимой[830].

Если поначалу учебники в Королевстве знакомили школьников главным образом с историей сербского народа, то со временем все больше внимания стало уделяться хорватам и словенцам. О трех народах рассказывалось параллельно, с акцентом на событиях и факторах, их объединяющих. Проводились аналогии между важными эпизодами сербской и хорватской истории, например между поражением сербов в битве на Косовом поле и разгромом хорватов на Крбавском поле[831]. С начала 1930-х гг. учебники стали отражать уже историю единого югославского народа, причем термин «югославяне» постепенно вытеснял национальные имена и использовался даже для описания раннего Средневековья[832]. Предпосылки к будущему появлению общего югославянского государства отмечались еще в IX в. Так, Людевит Посавский был показан как первый человек, пытавшийся создать государство югославян. Особый акцент авторы учебников делали на истории средневекового Боснийского государства, особенно на времени правления Твртко I, так как он объединил значительные части сербских и хорватских земель под своим управлением. Объяснением некоторых важных событий, таких как поражение Людевита Посавского или распад империи Стефана Душана, часто служила религиозная разобщенность западнобалканских народов, при этом подчеркивалось, что общность их происхождения должна стоять выше различий в вероисповедании[833].

Для учебников межвоенного периода был характерен крайне малый процент социальной истории (доля которой увеличилась только к концу 1930-х гг.) с преобладанием сильно персонифицированной политической. В учебных планах, принятых в 1933 г., среди девяти наиболее важных фигур, которые сыграли особую роль в создании условий для будущего единства югославян, названы четыре, относящиеся к средневековой истории Балкан: Кирилл и Мефодий, св. Савва, королевич Марко и князь Лазарь[834]. При этом нужно заметить, что, как и на рубеже XIX и XX вв., история Средневековья оставалась куда менее идеологически окрашенной, чем события Нового времени, такие как антитурецкая борьба, Первое сербское восстание и освобождение Сербии.

Медиевализм в славянских странах в годы Второй мировой войны

Как и в годы Первой мировой войны, во время Второй мировой востребованность в медиевализме значительно упала. Он никак не объяснял происходившие катаклизмы. Память о Средневековье не помогала понять причины массовых истреблений людей, уничтожения государств, «нового порядка», который нес людям Третий рейх, и мотивации сопротивления нацизму или коллаборации с захватчиками. На пропагандистском фронте шла борьба современных идеологий, прежде всего национал-социализма, коммунизма и национально-освободительного движения в отдельных странах. Это были актуальные идеологемы, для которых апелляция к прошлому стимулировала патриотические настроения, но, безусловно, не носила решающего характера.

Культура воспроизводила традиционную апокалиптику, восходящую к Средневековью (образы гуннов и тевтонов как варваров Европы присутствовали даже в риторике Нюрнбергского процесса)[835].